Часы истории отметили боем, услышанным не всеми, его последний миг. Испания вступила в новую эру.
IX
– А теперь нам прочтут бумажку.
Это взял на себя дон Мануэль Лухан[57].
– Вы все поняли, дорогая донья Флора?
– Конечно, я не глухая. Он сказал, что кортесы представляют «суверенитет нации».
– И что они провозглашают королем Фердинанда Седьмого и приносят ему присягу…
– И что объявляется разделение власти…[58] не помню, он как-то чудно это назвал.
– Что регенты – представители короля или исполнительной власти – обязаны принести присягу.
– И что все должны печься о благе государства. Это самое лучшее из всего сказанного, остальные слова лишние.
– Вы только послушайте, дорогая, как они зашумели.
– Сейчас начнется обсуждение. Наш попик вызвал целую бурю. Как его зовут?..
– Дон Диего Муньос Торреро.
– Кажется, он опять берет слово.
В самом деле, в поддержку своих предложений Муньос Торреро произнес вторую речь.
– Теперь мне еще больше понравилось, гораздо больше, сеньора графиня, – сказала сеньора Сисньега. – Право, я бы сделала его епископом. Все, что он сказал, справедливо и разумно, не правда ли?
– Да, кортесы приказывают, а король повинуется.
– Раз кортесы – «суверенитет нации», выходит, что правительство нашего королевства находится здесь, в театре.
– Теперь очередь Аргуэльеса. Что мне особенно нравится, дорогая моя, так это то, что все выражают свое полное согласие. Дело, пожалуй, обойдется без споров.
– Поначалу дело идет гладко. Заметьте, это всего лишь первое действие.
– Вот заговорил Аргуэльес.
– О, замечательно! Много ли найдется ораторов, умеющих выражаться так изящно, непринужденно и вместе с тем величественно? Его проникновенная речь удивляет и чарует, всем своим видом и голосом он одинаково ласкает и зрение и слух. Я не могу глаз от него оторвать.
– Ни с чем несравнимо! – с восторгом воскликнула донья Флора. – Что ни говорите, а это отличная мысль ввести у нас в Испании подобное новшество. Наконец-то раскроются все плутни, которые вершились правительством, да и свора бездельников сильно поредеет.
– Боюсь, здесь больше блеска, чем пользы, – возразила графиня. – В ораторах недостатка не будет. Нынче все научились красно говорить. Но дело делать потруднее, чем языком болтать.
Таким образом шло обсуждение речей, последовавших за выступлением Муньоса Торреро и затянувших заседание допоздна. В театре зажглись огни. Забыв об усталости, обе дамы до ночи не покидали своих мест, увлеченные, подобно другим зрителям, красочной сценой, которая ныне всем приелась и никого больше не волнует, а в те времена будоражила воображение. Произнесенные в тот день речи оставили в умах людей неизгладимый след. Можно ли их забыть? Даже теперь, после того как передо мной прошло столько выдающихся ораторов, мне все еще кажется, что депутаты, выступавшие в день открытия кортесов, были самыми замечательными, красноречивыми, суровыми и правдивыми изо всех, кто когда-либо докучал своим словом нашей матери-Испании.
