– Странно, ваш сын вроде в хорошем настроении.
– Ага. Подождите, сейчас закончит бутылочку и тогда…
– Что ж, мне большую порцию флэт уайт[15]. Самую большую, что у вас есть. Двойную, а то и тройную.
– Будет сделано. Хотите с собой?
– Я бы лучше здесь, если не возражаете.
– Не проблема. Возьмите какую-нибудь книжку, пока ждете. Вчера вы забыли.
Мартин следует совету, но сначала без толку воркует над малышом. Толстощекий карапуз в упор отказывается его замечать, присосавшись к бутылочке.
Глазки у него темненькие, на голове – копна каштановых кудряшек. Старушки смотрят на мальчика снисходительно.
К возвращению хозяйки Мартин выбирает пару потрепанных книг в мягкой обложке: одна детектив, вторая – рассказ о путешествии, обе от неизвестных авторов. Мэнди притаскивает баварскую глиняную кружку для пива, накрытую металлическим конусом.
– Вы серьезно? – смеется Мартин.
– Кружки побольше у меня не нашлось.
– Спасибо!
Наслаждаясь кофе, он вяло листает книги. Старушки допивают утренний чай и, поблагодарив Мэнди, рассчитываются, ни на секунду не теряя жизнерадостности. Мэнди собирает за ними тарелки и уносит.
Занимательная система. Если основной доход приносят кофе и пирожные, то на это ничто не указывает. Ни столов со стульями, просто старые кресла и редкие столики. Ни кофемашины, ни электрочайника, даже нет витрины с пирожными и печеньем. Все в подсобке, как будто однажды кафе просто спонтанно возникло, а Мэнди с ее матерью так и не удосужились наладить дело как полагается. Не исключено, что это как-то связано с лицензированием или требованиями санитарной службы.
Вернувшись, Мэнди вынимает своего малютку из колыбели и строит ему рожицы, издавая всевозможные забавные звуки, которые завершаются громким фуканьем в животик. Мальчик заливается смехом. Любовь матери к нему и ее удовольствие несомненны. Прижав сынишку к себе, она опускается в кресло.
– Итак, Мартин, как продвигается ваша работа?
– Не так уж и плохо, учитывая, что я здесь меньше суток.
– Слыхала, вы разговаривали с Робби. Он сказал что-нибудь интересное?
– Да. Ваш констебль весьма словоохотлив.
– Он ведь тоже не знает, почему Байрон так поступил?
– Понятия не имеет.
Мэнди становится серьезнее.
– А что насчет обвинений в педофилии?
– Мы этого почти не касались. Констебль сказал, что никогда не видел никаких тому доказательств.
Она улыбается.
– Я же вам говорила. Никто в это не верит.
– Кое-кто верит.
– Например?
– Харли Снауч.
Она меняется в лице. Улыбки больше нет, вместо нее – сердитый, почти презрительный взгляд.
