Когда я подошел к жене, она обняла меня за талию:
– Привет, милый.
– Нам пора ехать.
– Энди, ты твердишь это с той самой секунды, как мы переступили через порог.
– Неправда! Я только думал это, но не произносил вслух.
– Да у тебя все на лбу написано. – Она вздохнула. – Так и знала, что надо было ехать на своей машине.
Она внимательно поглядела на меня. Уезжать ей не хотелось, но жена понимала, что мне неуютно находиться в центре всеобщего внимания, что я вообще человек не слишком общительный, – вся эта светская болтовня всегда меня выматывала. Семьей, как и любой другой организацией, необходимо управлять.
– Поезжай один, – решила она наконец. – А меня подбросит до дома Тоби.
– Да?
– Да. А почему нет? И Джейкоба с собой захвати.
– Ты уверена? – Я склонился к ней – Лори почти на фут ниже меня ростом – и театральным шепотом произнес: – Потому что мне до смерти хочется остаться.
Она рассмеялась:
– Поезжай. Пока я не передумала.
Мрачные женщины не сводили с меня глаз.
– Поезжай. Твое пальто наверху в спальне.
Я поднялся на второй этаж и очутился в длинном коридоре. Здесь шума было практически не слышно, и я вздохнул с облегчением. Гул голосов по-прежнему эхом звучал у меня в ушах. Я принялся разыскивать пальто. В одной из спален, которая, по всей видимости, принадлежала младшей сестре погибшего мальчика, на кровати была свалена верхняя одежда, но моего пальто в ней не обнаружилось.
Дверь в соседнюю комнату была заперта. Я постучался, приоткрыл ее и просунул голову в щель, чтобы оглядеться.
Внутри царил полумрак. Единственным источником света служил торшер на латунной ножке в дальнем углу. Рядом в мягком кресле сидел отец погибшего мальчика. Дэн Рифкин был невысоким подтянутым мужчиной хрупкого сложения. Волосы его были, по обыкновению, аккуратно уложены. Он надел весьма недешевый на вид темный костюм с надорванным по иудейскому обычаю в знак траура лацканом. Зря испортили дорогую вещь, подумалось мне. В полумраке глаза его казались запавшими, с темными синяками вокруг, что придавало лицу сходство с мордочкой енота.
– Здравствуйте, Энди, – сказал он.
– Прошу прощения. Я искал свое пальто. Не хотел вас побеспокоить.
– Нет, пройдите, присядьте на минутку.
– Нет-нет, не хочу вас отвлекать.
– Пожалуйста, присядьте, я умоляю. Хочу кое о чем вас спросить.
У меня упало сердце. Мне доводилось видеть страдания тех, чьи близкие стали жертвой убийства. Работа такая, ничего не поделаешь. Хуже всего приходится родителям погибших детей, и, как по мне, отцам тяжелее, чем матерям, потому что их всю жизнь учили держаться стоически, «быть мужчинами». Исследования показывают, что отцы убитых детей регулярно умирают в течение нескольких лет после убийства, нередко от сердечного приступа. На самом же деле они умирают от горя. В какой-то момент следователь понимает, что тоже не железный и не может сопереживать всем и каждому. Поэтому вместо переживаний он сосредотачивается на технических аспектах своей работы. Превращает это в такое же ремесло, как и любое другое. Ключ тут в том, чтобы не впускать чужие страдания в свою жизнь.
