Он был страшен в эту минуту, несмотря на высокий, по-мальчишески срывающийся голос, несмотря на нелепое одеяние и перепачканные колени. Но Йехар, когда поднял на него глаза, был гораздо страшнее. Глаза. Только глаза на неестественно, страшно белом лице. И чужой, полный муки шепот:
— Он не мог…
— Взгляд не отводить! — рявкнул Веслав. — Имя!
— Синон… мой наставник… скиталец по мирам… но он не мог! Он не мог!!
Веслав шагнул к нему, сжав кулаки. Ненависти в его глазах хватило бы, чтобы отравить без яда.
— Не мог? Светленький скиталец-то? Посмотри на этот город, святой идиот! Пепел и стекло, десять тысяч… старики! Дети! И ты ведь знал, ты не мог не узнать почерк наставника, поэтому ты молчал, ты знал! Ты знал и молчал! Ты знал, что это он, чтоб ты сдох, чтоб вы сгинули со своим светом, посмотри на этот город!!!
Наверное, если бы Йехар ответил — дело кончилось бы смертоубийством. Но светлый маг вдруг молча, отрешенно глядя в сторону, протянул алхимику рукоять Глэриона.
Острие клинка было направлено ему в сердце.
— Йехар! — закричала Виола, бросаясь вперед, но спасать было никого не нужно. Веслав, прошипев какое-то ругательство и как следует приложив Йехара в плечо, скрылся в лесу. Тугая волна ненависти и боли, которая только что качалась в воздухе, начала спадать.
— Придурок, — сквозь зубы пробормотала Виола, заставляя Йехара вложить меч в ножны. — Еще б немного…
Нельзя было сказать определенно, кого она имеет в виду. Да у меня и времени не было гадать.
— Я за Веславом, — сообщила я, разворачиваясь к лесу.
— Не надо, — прошептал Йехар, кажется, он начал приходить в себя. — Ты что, глаз его не видела?
— Убьет и не заметит, — подтвердила Виола.
— Ничего. Меня не убьет.
А-а, мне б такую уверенность, как у меня в голосе, но все равно, Веслава искать надо. Они что, совсем глухие? Слепые? Не видят теней под ногами?!
Если он сорвется — нам спасать нечего будет!
Я бежала по лесу, не стараясь вспоминать карту. Боль, бьющая по нервам, раздирающая нутро, горечь и ненависть, которые выплескивались вовне, вели меня, как маяк.
Который вспыхивал не светом, а тьмой.
— Уйди, — сказал он, едва я выскочила на ту поляну. — Уйди… Оля.
При этом не оглянулся и вообще остался в той позе, в которой сидел: в профиль ко мне, спина напряжена, глаза глядят неподвижно в одну точку.
Воздух вокруг него подрагивал и темнел точками, будто кто-то постепенно высасывал из него день. Что-то страшное рвалось в этот мир, призванное ненавистью и болью, и остановить это я не могла.
