Жаль, что мне нечем его угостить.
— Прости, мальчик, — говорю я. — У меня ничего нет для тебя.
Мне почему-то кажется, будто слон понимает меня. Он кивает, как будто с сожалением, и мы встречаемся взглядами.
В следующей клетке я вижу бассейн. Он такой же крошечный, как у нас с Фрэнсисом в детстве. Бассейн наполнен лишь наполовину, и в нем расположились пять морских львов, которые вяло плещутся в затхлой воде.
Я двигаюсь дальше. Здесь львы. Инстинктивно отхожу подальше, но они даже не двигаются. Львы спокойно лежат и безразлично смотрят на меня. Сейчас они не выглядят свирепыми. Я вижу их ребра, обтянутые полинялой шкурой. Волосы на гриве самца сильно спутаны. Он зевает, и я замечаю его острые зубы и чувствую смрадное дыхание.
Как они довели дикого зверя до такого убогого состояния? Еще вчера он прыгал через огненные кольца, а сегодня даже не двигается. Как они подчиняют его воле человека?
То же самое, я полагаю, происходит со всеми остальными животными. То же самое они делают с Отбросами. Используют насилие и страх. Мне кажется абсолютно неправильным, что величественные звери заперты в крошечных клетках и не получают должного ухода.
С Отбросами обходятся, должно быть, еще хуже, чем с животными. Скорее всего, намного хуже. Я думаю о Роулинсоне, о том, что он говорил нам на уроках. Отбросы вообще не люди.
Я вспоминаю насмешку на лице матери, когда она обсуждает темы, связанные с Отбросами. Она всегда ненавидела этих людей, но после попытки похищения направила на них весь свой гнев, всю свою кипучую ненависть. Похоже, это ее истинное лицо.
Я думаю о Хошико, вспоминаю, как она посмотрела на меня прошлой ночью. Представляю ее глаза.
Мне она видится настоящим человеком.
Я снова слышу слова Прии.
Сердце и голова. Судите своим сердцем и головой.
Из следующей клетки доносятся крики обезьян. Я не хочу подходить туда. Мне невыносимо видеть их печальные глаза, а запах фекалий вызывает тошноту.
— Извините, — говорю я львам, которые бесстрастно смотрят на меня. — Извините, что вам здесь так несладко.
Когда я оглядываюсь по сторонам, то вижу, что входные двери главной арены слегка приоткрыты. Я осторожно подхожу к ним и заглядываю в щелку. В дневном свете все выглядит по-другому, без мерцающих огней и толпы зрителей. Здесь стены оранжевые, как и снаружи. В этом огромном пространстве пусто и холодно.
Впрочем, люди тут есть: в одном из далеких уголков я вижу группу мальчиков.
Интересно, что они делают?
