– Буду жаловаться, – ответила Луиза. – Уверена, к тебе поначалу все приходят пожаловаться. Разве не так?
Она вытянула вверх правую ногу в жемчужно-серых легинсах, прямую, безупречной формы, и принялась говорить, вертя ступней в разные стороны, как на гимнастической тренировке.
– Мама меня не любит. Только прикидывается на людях. Но я знаю, она любит только мальчиков. Моего брата – да. А я ей кажусь кривлякой. Только и слышу: «Перестань кривляться!» Вот скажи, разве я кривляюсь?
Задранная нога застыла.
– А что значит «кривляться»? – отбил мяч Спаситель.
Луиза поменяла ногу и теперь вертела левой ступней.
– Ну, это значит хныкать и бояться, например, выносить мусор в подвал. «Давай-давай, закаляй характер!» – сказала Луиза грубым голосом, изображая мать, которая шпыняла ее в детстве. – Она мне все время твердила, что я ничего не добьюсь в жизни из-за своей бесхарактерности. – Луиза помолчала. – И до сих пор твердит.
Она вскочила, снова села, изображая теперь Спасителя, и, склонив голову набок, сказала сладким голосом:
– Сорок пять евро. До свидания, приходите на следующей неделе.
Спаситель, глядя в ее смеющиеся глаза, с трудом удержался от ответа.
– Видал? – Луиза замахала длинными рукавами свитера, который позаимствовала в гардеробе Спасителя. – На меня напялили смирительную рубашку.
– Тебя лишили рук?
– Да.
– Совсем-совсем?
– Ага!
– И ты ничего не можешь?
– Я в плену.
Спаситель встал, наклонился над кушеткой, связал рукава, поднял Луизу и, прижав к себе так крепко, что она протестующе пискнула, поцеловал. Но игра прервалась – кто-то трижды стукнул бронзовой колотушкой в парадную дверь.
– Клиент? – спросила Луиза.
– Пациент, – поправил ее Спаситель профессиональным тоном. – Ну да, он звонил вчера вечером.
Но Сент-Ив совершенно забыл про звонок. Посетитель, послушавшись призыва таблички на двери: «Стучите и входите», уже усаживался в приемной. Спаситель быстро развязал рукава свитера и подтолкнул Луизу к портьере в глубине кабинета, за которой скрывалась дверь на другую половину дома. Чмокнул в щеку и шепнул:
– До скорого!
Потом поправил портьеру, вытряхнул из головы образ Луизы с ее стройными ножками и задорными тапочками и вышел к новому пациенту:
– Месье Кермартен?
Человек лет пятидесяти, волосы пышные, седоватые, приятное лицо. Войдя, он застыл, уставившись в потолок. Спаситель указал ему на кресло:
– Садитесь, пожалуйста.
– Да-да, спасибо, – отозвался месье Кермартен и примостился на кушетке.
