В полумраке черты лица Галена казались более мягкими, и улыбка, коснувшаяся тонких губ, получилась искренней, выражала любовь и нежность. За которыми таилось что-то еще… Какая-то скрытая жажда, темная и опасная, которую Мишель в нем прежде не замечала. А может, не хотела замечать. Вдруг пришло осознание, что она смотрит не в лицо человека, которого даже после столь болезненного прозрения по-прежнему горячо любила, а любуется искусной маской. И лишь глаза в ее прорезях было не спрятать. Они выдавали истинные чувства охотника и его желания.
– Вы плакали? – Маска нежности сменилась выражением заботы и беспокойства.
Для Мишель этот разговор был хуже пытки. Желая с ним поскорей покончить, она выпалила:
– Меня греет мысль, что вы решились на похищение, потому что влюблены в меня. Но я переживаю за свое доброе имя, которое может быть опорочено. Я не хочу, но, боюсь, буду вынуждена уехать. Завтра утром.
Мишель не представляла, как выдержит в этом доме еще одну ночь, но понимала, что в столь поздний час на вокзал ее никто не отпустит.
Взгляд Донегана потемнел. Или, быть может, все дело в пламени, которое то шипело и ярилось в камине, то почти терялось среди почерневших поленьев, и тогда полумрак в библиотеке становился гуще.
Громкий хлопок – это сомкнулись половинки книги, после чего она была отправлена на стол. Разделявшие их несколько шагов Гален преодолел мягко и бесшумно. Неимоверных усилий стоило Мишель остаться на месте, не вздрогнуть под его взглядом и не сгореть от мимолетного прикосновения горячих пальцев, скользнувших по щеке.
Старые ходики лениво тикали на стене, и этот звук был единственным, что нарушал тишину библиотеки. Тик-так, тик-так – отсчитывали они секунды и напряженные удары сердца в груди девушки.
Мишель ждала ответа.
Еще одно касание жестких пальцев, взгляд глаза в глаза, затягивающий, как в омут. И вот наконец висок обжигает дыхание и слышится хриплый шепот:
– Я не могу тебя отпустить.
Мишель шумно сглотнула. По телу одна за другой пробегали волны озноба. Гордо вскинув голову, она снова посмотрела в глаза человека, которого в мыслях назвала «предателем», и теперь боролась с искушением отвесить мерзавцу пощечину. Конечно, леди так не поступают. С джентльменами.
Но джентльменов, как оказалось, в этой комнате не было.
Она постаралась, чтобы голос прозвучал твердо и холодно:
– Я не спрашиваю вашего разрешения, сэр, а просто ставлю в известность. Заставив меня приехать в Блэкстоун, вы навлекли на меня тень позора. И я…
