— Никогда не говори «прощай», любимый, а только — au revoir[15]. Не бывает прощаний меж душами, которые, подобно нам, с самого рождения знали одну лишь боль.
Я неуверенно кивнул.
Но, даже не успев хоть что-то ответить, я почувствовал, как руки Миллисент обняли меня, а ее губы стали целовать меня везде. Она потихоньку сунула мне в руку конверт:
— Не заглядывай в него, пока не доберешься благополучно до лодки, дорогой… А когда поднимется ветер, попроси рулевого, чтобы дал тебе пальто потеплее… Теперь поцелуй на прощанье Птенчика, ведь он, конечно, отправится вместе с нами в кругосветное путешествие.
Я простился с Птенчиком, страстно меня обнявшим, и поцеловал всех молодых людей, ожидавших Миллисент, а потом закрыл за собой тяжелую железную дверь, ведущую на свадебный пир, и вышел на палубу подождать прибытия небольшой моторной лодки, которая должна была доставить меня обратно в город.
На улице и впрямь было очень холодно, и я согласился принять от палубного матроса тяжелое одеяло из конского волоса вместо пальто.
Ослушавшись Миллисент (как она, понятно, и ожидала), я вскрыл конверт и увидел там подписанный чек ровно на 200000 долларов 00 центов.
Желая поблагодарить Миллисент Де Фрейн, я заколотил кулаком в тяжелую дверь, но она была теперь крепка и неподвижна, будто каменная стена. Все же, несмотря на ее толщину, я расслышал музыку и, как мне показалось, хлопки откупориваемых бутылок.
— Ты не должна была его выпроваживать! — померещился мне голос Мима. — Почему мне нельзя иметь хотя бы одного лакея, тогда как у тебя их добрых полсотни? Не прикасайся ко мне!
— Илайджа! Илайджа! — звал я сквозь тяжелую дверь.
— Ваша лодка готова, сэр, — обратился ко мне офицер и махнул рукой на веревочную лестницу, по которой я должен был слезть. В этот миг музыка оркестра мощно грянула сквозь дверь, и я мог поклясться, что мы все еще в свадебном зале.
— Альберт, — офицер потянул меня за рукав.
— Секундочку, пожалуйста, — я заслушался звуками мелодии. Она унесла меня в прошлое — в какой-то золотистый день в моем родном городе, но я не мог вспомнить названия мелодии этого счастливого времени своего детства.
— Вы не знаете название песни, которую они играют? — поинтересовался я у офицера. Тот приложил ладонь к уху и прислушался.
— Старый цирковой мотивчик, — сказал он и вновь стал подталкивать меня к веревочной лестнице.
— Называется «Красное крыло», — добавил матрос, стоявший рядом.
Офицер укоризненно глянул на говорившего.
