. Вторая версия заключается в том, что Иуда "единственный из апостолов угадал тайную божественность и ужасную цель Иисуса"
[33]. Его поступок - это последовательное принятие учения Христа, гипертрофированный, почти безграничный аскетизм, грандиозное смирение, потому что он умертвил не плоть, но дух, считал себя недостойным быть добрым, полагал, что блаженство, как и добро, - это атрибут божества, а люди не в праве присваивать его себе. Перед нами антагонистическое двойничество метафизического характера с ярко выраженным двоемирием. В ходе конфликта Христа и Иуды в этом варианте каждая из фигур обретает свой мир, становится ответственной за свой миропорядок, зеркально отражающий миропорядок двойника
[34]: " Миропорядок внизу - зеркало миропорядка горнего; земные формы соответствуют формам небесным; пятна на коже - карта нетленных созвездий; Иуда неким таинственным образом - отражение Иисуса"
[35].
Третья версия, та, что свела Рунеберга с ума, представляет собой слияние оппозиций, подобное архаическому. В основе слияния - деконструкция абсолюта, высшей ценности, удерживающей Христа и Иуду в пределах миропорядка. Согласно этой версии, "Бог стал человеком полностью, но стал человеком вплоть до низости, человеком вплоть до мерзости и бездны. Чтобы спасти нас, он мог избрать любую судьбу из тех, что плетут сложную сеть истории; он мог стать Александром, или Пифагором, или Рюриком, или Иисусом; он избрал самую презренную судьбу: он стал Иудой"[36]. Эта версия реализует оппозицию "Творец-Иуда", которая соответствует противопоставлению "мира горнего" "миру земному". Если Бог - это демиург, то его земное воплощение - Иуда - презренный трикстер. Фигура Иисуса как бы выносится за скобки, он оказывается "иллюзией для слабых духом", утешением для толпы. Мерзость человеческая и есть знак богоизбранности: "...образ сына, который, казалось, был исчерпан, он (шведский ученый-богослов - С.А., И.С.) обогатил новыми чертами - зла и злосчатья"[37]. В третьей версии исходный архетип "демиург -культурный герой - трикстер" предстает в своей ритуально-архаической нерасчленимости в виде единого первосущества. Двойничества уже нет. Четких гуманистических оппозиций тоже. Истина теряет рационалистическую оболочку и приобретает характер ужасающего откровения. Нильс Рунеберг избранный: "Неверующие априори сочли его ( доводы - С.А., И.С.) нелепой и вымученной богословской игрой; богословы отнеслись с пренебрежением"
