Когда Рейф повел головой, она повернулась, и он заглянул прямо в ее бездонные глаза, обрамленные длинными черными ресницами, беспокойно-шустрые, как у зверька. Ее длинные волосы были перехвачены, чтобы не падали на лоб, чем-то вроде ленты, убегающей за остроконечные ушки; на ней было шелестящее тонкое голубое платье, и она была — загорелой. Коричневая, как орех, хотя, видит Бог, вот уже сколько недель солнца нет и в помине. Рейф отшатнулся от ее взгляда, что-то в глубине сознания дрогнуло, и он чуть было не взвизгнул. Неоткуда в этой глуши взяться женщине, да еще янтарнокожей и в причудливом летнем платьице; стало быть, она одна из тех, из Древних Духов — Призраков пустошей (кто в них верит, кто нет), которые уволакивают людские души, если попы не врут. Его губы хотели выговорить слово «фея», но не смогли. Обескровленные, они лишь едва шевельнулись.
Зрение стало опять изменять. Девушка подошла к нему легкой поступью, чуть покачиваясь, будто язык пламени, как мерещилось его затуманенному сознанию; этот сверхъестественный огонь приближался, чтобы спалить его. Но ее прикосновение было вполне материально. Пальцы трогали его тело ощутимо и твердо, прошлись платком по рту, обтерли горящее лицо. После себя она оставила ощущение прохлады, и Рейф сообразил, что она положила ему на лоб влажное полотенце. Он попробовал окликнуть ее, она оглянулась и улыбнулась ему — а может, улыбка только почудилась. Девушка напевала. Без слов. Счастливый напев сам рождался в ее горле, будто песенка веретена, звучащая в ушах сонного ребенка: кажется, слова прячутся где-то рядышком и готовы вынырнуть на цветной простор, но так и не появляются. Теперь ему остро захотелось поговорить, рассказать о дикой кошке, о своем испуге, о ее когтях, похожих на битое стекло, но чудилось, будто девушка давно все-все знает. Она подошла с дымящейся кастрюлей, которую поставила на стул у изголовья койки. Перестала мурлыкать и обратилась к нему; но слова были непонятны — какой-то шум и бормотание, как у воды, падающей с высоты на камни. Его снова охватил страх: не так ли говорят духи умерших? Однако беда заключалась, наверно, в его ушах, потому что звуки мало-помалу стали складываться в слоги современного английского языка, на котором говорят гильдейцы. Приятные и стремительные, эти звуки были исполнены смысла — нет, не смысла, а намеков на нечто более глубокое, чего истомленный мозг был не в силах воспринять. Речь шла о Злом Роке, который поджидал его в лесочке и так внезапно обрушился на него с дерева.
