Один раз я вошел в ее комнату; она сидела, по обыкновению, на своем кресле и, казалось, была спокойна; но меня поразил ее взгляд. Глаза ее были очень открыты, но взор неопределенен и туп: она смотрела прямо на меня, но должно быть не видала. Губы ее начали медленно улыбаться, и она заговорила трогательным, нежным голосом: "поди сюда, мой дружок подойди, мой ангел". Я думал, что она обращается ко мне и подошел ближе, но она смотрела не на меня. "Ах, коли бы ты знала, душа моя, как я мучилась, и как теперь рада, что ты приехала"... "Я понял, что она воображала видеть maman, и остановился. А мне сказали, что тебя нет, -- продолжала она, нахмурившись, -- вот вздор! Разве ты можешь умереть прежде меня? -- и она захохотала страшным истерическим хохотом... (курсив наш).
.... "Через неделю бабушка могла плакать, и ей стало лучше. Первою мыслью ее, когда она пришла в себя, были мы. и любовь се к нам увеличилась... (Детство. Ст. 131--132).
Бабушка его (по отцу) сравнительно рано впала в старческое слабоумие. В "Войне и мире" он описывает ее в лице старухи графини Ростовой таким образом:
"Графине было уже за 60 лет. Она была вся седа и носила чепчик, обхватывающий все лицо рюшем. Лицо ее было сморщено, верхняя губа ушла и глаза были тусклы. После так быстро последовавших одна за другой смертей сына и мужа, она чувствовала себя нечаянно забытым на этом свете существом, не имеющим никакой цели и смысла. Она ела, пила, спала, бодрствовала, но она не жила, жизнь не давала ей никаких впечатлений. Ей ничего не нужно было от жизни, кроме спокойствия и спокойствие это она могла найти только в смерти. Но пока смерть еще не приходила, ей надо было жить, т. е. употреблять свои силы жизни. В ней в высшей степени было заметно то, что заметно в очень маленьких детях и очень старых людях. В ее жизни не видно было никакой внешней цели, а очевидно была только потребность упражнять свои различные склонности и способности. Ей надо было покушать, поспать, подумать, поговорить, поплакать, поработать, посердиться и т. д. только потому, что у нея был желудок, был мозг, были мускулы, нервы и печень. Все это она делала, не вызываемая ничем внешним, Не так, как делают это люди во всей силе жизни, когда из за цели, к. которой они стремятся, незаметна другая цель приложения своих сил. Она говорила только потому, что ей физически надо было поработать легкими, языком. Она плакала, как ребенок. Потому что ей надо было просморкаться и т. д.
