Не зря жители соседних сел деревню эту называли заколдованной и часто даже отказывались отдавать туда замуж своих дочерей. Как насчет села, бог его знает, но то, что лес позади кладбища был каким-то потусторонним и в нем происходили вещи весьма странные, в это вся деревня верила свято. Ведь и само кладбище находилось на его опушке, как бы являясь границей между этим и потусторонним миром, и даже самые смелые охотники это место обходили стороной. Ведь по поверию, души умерших с кладбища переселялись прямо в лес и там продолжали свое существование. Поговаривали даже, что в лесу была расположена еще одна деревня, в которой проживали все покойные жители деревни первой, и хотя не было тому очевидцев, утверждали, что вторая деревня точь-в точь была похожа на первую. А еще ходил слух, что очень редко, может, раз в сто лет, души покойников, приняв человеческий облик, выходили из леса и спускались в деревню. Такую душу в просторечии называли нелюдом. Единственное, что отличало нелюда от живого человека, было то, что боли он не чувствовал и раны его не кровоточили. Жители деревни искренно верили, что нелюди были единственными существами, способными поведать о том, что происходит с человеком после его смерти. Конечно, все это можно не воспринимать всерьез и посмеяться как над сказками и небылицами, но только на расстоянии и днем, а не ночью, да еще вблизи этих мест.
Где-то далеко послышался петушиный крик. Ираклий очнулся и, встряхнув головой, отогнал от себя нехорошие мысли, попутно обругав себя за суеверие. Пора уже было двигаться в путь. Скоро рассвет, и было бы странно и неудобно, если кто-то вдруг застанет его карабкающимся по крутому склону ущелья. Выше по течению он нашел извилистую тропу и ступил на нее. Тропа поднималась в гору, но не прямо, а петляя зигзагами, и скоро Ираклий потерял счет поворотам. Было еще странно, что рассвет все не наступал, а ведь уже, наверное, пора. Ираклий совсем отчаялся выбраться из ущелья, как вдруг тропа внезапно оборвалась, и он оказался в темной чаще. Сколько не силился, он никак не мог припомнить этого места, хотя в детстве, кажется, все здесь излазил и каждый камень знал наизусть. «Не мудрено, ведь как-никак, тридцать пять лет миновало», – попробовал ободрить он себя, однако от этого легче не стало. Место это было явно незнакомое и чужое. «Неужели он окончательно сбился с пути и теперь идет невесть куда, а может, это и есть тот нехороший, заколдованный лес?» От последней мысли стало не по себе, даже не было сил сердиться на собственное суеверие, да и не до того было. В голову уже лезли другие мысли: «Я тяжелобольной человек, вдруг сердце откажет или тромб, кто же мне здесь поможет, кого звать на помощь?»
