Вот такова суть этого дела. Я очень прошу тебя, вышли мне какую-нибудь книгу, брошюру, где писалось бы об этом случае. Сам понимаешь, для меня это очень важно.
Спасибо тебе за открытки. Ты попал прямо в цель. Мне сейчас особенно часто вспоминается Люблин. Закрою глаза и вижу себя в Люблине. Только я не раненый иду с монашенкой, а брожу по вашим улицам молодой-молодой, в белой рубашке. Город ваш — в зелёных скверах, белокаменный, люди улыбчивые, весёлые. А то вижу, как несу я на ту полукруглую площадь цветы. Там ведь могила моих товарищей-танкистов, моих побратимов.
Собираюсь приехать в Люблин на 25-ю годовщину освобождения города. Вот тогда мы с тобой свидимся, поговорим.
Низкий поклон твоей покойной маме, твоим соседям. Я жив, и настроение у меня бодрое — собираюсь жить до ста лет, всем смертям назло».
БЕРЁТЕ НАС В КОМПАНИЮ?
Неделя в Койкарах пролетела быстро, как один день. Лето разгоралось. Июльские дни были ленивые, томные от жары. Алексей Николаевич вставал на зорьке. Шёл через лес, и сапоги его тонули в густо-зелёных пружинистых моховищах, оставляя лишь на минуту влажный чернеющий след. Холодные, росные травы били его по ногам, но он смотрел вверх, туда, где вершины сосен золотило восходившее солнце, откуда летел на просыпающуюся землю звонкий птичий гомон. К запахам смолы, муравейников примешивался пьянящий аромат кашки, земляники, иван-чая.
Утрами над озером висел туман. И тогда Киви-ламби казалось загадочным, бескрайним. Пахло рыбой, гниющими валежинами. Тишину будили гагары. Они громко хлопали крыльями по воде, после длинного разбега тяжело поднимаясь ввысь, невидимые пробивали туман. Вырвавшись из сырой пелены, кричали радостно и дерзновенно.
Солнце сжигало туман. Ему на помощь спешил лёгкий северик, загоняя сероватые облачка в тростник, разрезал их тонкими суставчатыми прутьями.
Сколько раз видел всё это он в своей жизни? Тысячу, две, может ещё больше. Но всегда всё увиденное воспринималось с неослабевающей остротой, с непокидающим интересом. В такие минуты в душе происходили какие-то неуловимые движения. Хотелось сидеть здесь весь остаток жизни. Хотелось, чтоб было вечное утро, чтоб солнце, разрезая лучами глубину озера, освещало чёрные спинки плотичек, мирно плывущих беззаботными стайками, грело быстроногих коричневых муравьев, пробегающих в вечных заботах по своей трудовой дорожке, ласкало его огрубевшие шершавые щёки.
В полдень, как всегда, Алексей Николаевич возвращался домой. По селу шёл медленно — спешить некуда, останавливался охотно, если кто из встречных заводил с ним беседу.
