Все было кончено.
— Вы не ранены, шеф?
— Нет, надо уезжать!
Ехали быстро. Белосельский избегал смотреть на детей. Он словно ощущал свою вину. Ива и Милош сидели спокойно, они походили на брошенные, вырванные, поблекшие цветы.
— За нами прибудет вертолет?
— Да, нужно доехать до границы…
— Сколько еще осталось?
— Немного… это моя ошибка, — прошептал молодой человек, — моя… я думал, что все предусмотрел, но я оказался слишком самонадеян… слишком понадеялся на себя, свои силы и способности.
— Не вините себя, каждый может ошибаться.
— Только не я. Такие ошибки стоят…
Он застонал.
Виталий хранил молчание.
— Ты не понимаешь, что происходит в моей душе… я считал себя всеведущим, раз я вижу некоторые картины будущего, они словно мозаика… калейдоскоп, состоящий из множества малейших деталей, мелочей, подробностей… и каждая из них несет в себе опасность… и я борюсь с нею, я могу выиграть, если предвижу ее. Но в этот раз я не смог распознать… не смог понять… события словно наложились друг на друга.
— Теперь бесполезно об этом говорить. Что Вы намерены делать с детьми? Возьмете с собой?
— Придется. Я вынужден, другого выхода нет… По приезде придется найти им приемную семью.
Белосельский обернулся и посмотрел на заднее сиденье. Девочка спала в объятиях брата. Милош глядел вперед, но его глаза, казалось, ничего не замечали, а созерцали предметы безучастно.
Виталий снова закурил, потом бросил и выругался.
— Если вернемся в Москву без дальнейших приключений, то это будет поистине чудо.
Затем он принялся рассказывать армейские истории.
Белосельский не слушал, а время от времени поглядывал на детей.
— Входи, Ива, — Белосельский наклонился, взял девочку за крохотную ладонь и слегка подтолкнул к красивому белому портику, — я здесь живу. Пока ты с братом будешь жить в этом доме.
— Она не говорит с того дня, — ответил по-сербски Милош. Он обнял сестру и прошептал ей что-то на ухо.
Была уже глубокая осень. Ветер безжалостно терзал волосы Ивы. Ребенок послушно переступил порог и с опаской оглянулся. Затем он слегка подтолкнул сестру.
— Входите же, — не выдержал Виталий.
Белосельский многозначительно посмотрел на своего «цербера» и тот ушел во двор курить.
— Ово је твоја кућа?[1] — спросил Милош.
Дети осматривались осторожно, точно ожидали неведомую опасность.
— Да, но скоро я уеду. Здесь, скорее всего, будет приют, этот дом слишком велик для меня, тем более что я скоро женюсь и уеду.
— Вы оставите нас?
