— Они желают уехать… — Агнешка перевела. — Но они не могут…
— Почему?
— Нужны документы, а потом, опасно… в округе рыщут люди М***.
— Кто этот М***? — наивно спросил Виталий.
— Местный каратель.
— Хорошо, значит, они собираются переправиться через границу? И куда же они думают двинуться?
— Минуя Балканы — в Европу… во Францию или Германию.
— У Вас там родственники? — продолжал допытываться Белосельский.
Хозяйка дома опустила глаза.
— Отвечай же, Адриана, можешь говорить открыто. Этот человек может помочь! Адриана! — воскликнула Агнешка по-сербски.
Вдруг Адриана схватила Белосельского за руки и стала что-то говорить с таким даром убеждения, что молодой человек почти догадался, о чем речь.
— Хорошо, что Вы хотите от меня? Помощи в чем?
— Адриана, успокойся.
Муж Адрианы пытался успокоить жену.
— Она говорит, что помощь ей нужна только ради ее племянников — ради Милоша и Ивы. Они еще совсем маленькие, она хочет избавить их от тягот войны… она хочет перевезти их через границу в Европу.
— Если я это сделаю, на какие средства Вы будете жить там? Спросите у нее, Агнешка? У нее есть родственники в Европе? Они смогут ей помочь хотя бы первое время?
Женщина, казалось, инстинктивно поняла вопрос, но продолжила что-то горячо доказывать Агнешке.
— Она не ради себя, а из-за детей… она хочет избавить их от этого ужаса…
Тем не менее хозяйка дома продолжала убеждать Агнешку.
Белосельский лишь покачал головой и отвернулся.
— Где же дети? — спросил Виталий, покончив с холодной молочной закуской.
В этот момент бесшумно отворилась дверь и показалась девочка лет семи-восьми; хрупкая, миниатюрная, с темно-каштановыми длинными локонами она напоминала куклу, у которой живыми были только глаза. Казалось, что именно они поддерживали связь девочки с внешним миром; глаза говорили, глаза печалились, туманились, глаза отвечали отказом; но в лице — каменная неподвижность, точно глубокое горе наложило ужасные чары. В Алексее шевельнулась острая жалость.
— Иди сюда, Ива, — произнесла Агнешка.
Девочка приблизилась так скорбно и так торжественно печально, что невыносимо было смотреть на это безысходное горе. На ней было простое хлопковое платье, шея повязана шелковым платком.
Хозяйка дома Адриана усадила девочку рядом с собой, провела рукой по ее волосам и сказала что-то на ухо по-сербски. Но Ива молчала точно зачарованная.
— Какой красивый ребенок, — заметил Виталий, — но молчаливый.
— Она всегда такая, — сказала Агнешка, — с тех пор как… но брат ее понимает и мы тоже. Милош даже немного говорит по-русски.
