И страшный же это город, Кустонай! Целые недели по степи носятся бураны и затемняют солнце пылью. Выдуваемый ветром из чернозема песок наносит сугробами. День и ночь воет и визжит ветер в заборах, трубах и закоулках зданий, день и ночь стучит ставнями и стреляет железными крышами, вгибая и отпуская их листы. И решительно некуда деться от пыли, безлюдья и дичи этого города. Выйдешь к Тоболу, — он еще безобразней города. Выйдешь за город, — там голая степь, бесчисленные конусообразные черные кучи кизяка и несметное полчище ветряных мельниц, которые машут на вас своими крыльями, точно не пускают в степь и гонят назад в город. Вернешься, — опять безобразные мазанки и домишки, опять народ, который перенял арестантские манеры наглых и пьяных казаков «старой линии». Ни садика, ни газеты, ни телеграфа, ни хорошей церкви... Когда-нибудь мы с вами, читатель, заберемся в Америку и тогда сличим американские Кустонаи с нашим.
Я предвижу упрек, который мне сделают читатели. Эк, куда хватил! — скажут они, — тамбовского мужика ставить на одну доску с американцем! Читатель, остерегитесь делать этот упрек. Я хорошо знаю, что есть историческая необходимость, выше которой не прыгнешь. Я знаю что можно очень умно и убедительно рассуждать на ту тему, что русский народ делает, что может; что история его сложилась неблагоприятно; что и под давлением неблагоприятных условий, благодаря счастливым свойствам своего ума и характера, он делает очень много и очень хорошо. Все это я знаю, всем, этим я горжусь, все это-меня поддерживает; но Боже сохрани нас с вами от этой благоразумной исторической точки зрения на современность. Пусть свобода воли — гипотеза, пусть даже фиция, — но эта выдумка — единственная точка опоры для тех, кто еще жив и хочет жить. Штука в том, что есть эта выдумка, — есть и история. Нет ее, — история и жизнь останавливаются. Никогда не оправдывайте себя прошедшим; всегда вините себя в том, что лучшее будущее достигается вами, недостаточно быстро, что другие обогнали, обгоняют вас. Заводите в Кустонае телеграф, школы и газеты, закрывайте кабаки, не жгите Аров, разводите сады, не голодайте, — поезжайте взглянуть на американские Кустонаи...
В 91-ом году оффициально ни Кустоная, ни громадных поселков, его соседей не существовало. Был город, были села; в городе — особая городская полиция, в поселках — старшие и младшие «стражники», с бляхами на левой стороне груди, — но даже Кустонай оффициально именовался урочищем. Оффициально на месте при-тобольных тридцати-тысячных колоний числилось несколько киргизских зимовок. По этому поводу у меня был поучительный разговор с моим возницей, бывалым казаком с новой линии.
