Эту молодую гусыню привезли в штаб разведчики, чтобы зарезать и сварить командованию жирный обед. А мы оставили Галю — уж кто так назвал ее: Негреев, Кочубей или я сам, — не помню. В пять утра я обычно был на ногах, и если заспишься хоть на четверть часа, Галя уже щиплет за бока — не столько будит, сколько требует, чтобы ее накормили, — она привыкла есть с рук или из тарелки. Вечером задержишься где-нибудь в отряде, она бегает вокруг вперевалочку, гогочет, зовет.
Оказывается, она и дождь предсказывала. Вот такая была у нас Галка…
За эти двадцать дней в междуречье мы не раз беспокоили гитлеровцев, и крепко.
Как-то, сразу после пяти утра, едва я позавтракал (печеной картошкой и кусочком сала), пришел ко мне Кочубей:
— Я с докладом, товарищ командир.
— Что такое?
— Разведали мы станцию Малейки. Вся — в складах. Два — с зерном, один — с продовольствием, а еще один — с боеприпасами. Охрана — гарнизон мадьяр в сто восемьдесят человек и семьдесят полицаев. Считаю, что операцию можно поручить кутузовцам, их разведка уже была на станции.
Именем Кутузова стал называться у нас третий отряд, которым командовал Цыбочкин; Михаил Попов был у него комиссаром. Я предложил усилить отряд ротой из местных, междуреченских партизан, способных оказать большую практическую помощь, и в тот же вечер пошли на Малейки.
Проделав быстрый марш в двадцать километров от нашего лагеря, глубокой ночью партизаны напали на станцию с двух сторон. Одну группу вел Цыбочкин, другую — Попов. Сняв посты, первый дал сигнал ракетой, по которому Попов, уже подобравшийся к мадьярской казарме, атаковал ее и забросал гранатами. Рота междуреченского отряда имени Коцюбинского под командованием Петренко бросилась к складам. Этот бой еще раз показал, что такое внезапное нападение. Противник потерял больше половины солдат и полицаев, станция была разгромлена, все склады сгорели дотла, движение поездов через Малейки надолго прекратилось. С нашей стороны был ранен один — сам Цыбочкин, но легко.
В другой раз в районе села Мнев наши разведчики наткнулись на колонну гитлеровцев. Эта колонна прошла по улице сожженного хутора Хропатый и, оставляя за собой пепелище, двинулась к Мневу, до него — еще километра два. Разведчиков вел политрук дунаевской разведроты Степан Шелудько, в недавнем прошлом командир взвода разведки, в артиллерийской части, которая попала в окружение под Винницей. Вырвавшись из окружения с группой бойцов, молодой лейтенант попытался сам организовать партизанский отряд, потом связался с подпольщиками Чернигова и наконец попал к нам. Негрееву, нашему комиссару, конечно, по душе пришлось, что в этих опасных, переменчивых условиях Шелудько сберег свой партийный билет, выданный ему в феврале сорок первого года политотделом 15-й танковой дивизии. Армейский разведчик и у нас был назначен в разведроту.
