Прибрав на столе, Баурджин вышел во двор. Небольшой такой дворик, уютный, с маленьким аккуратным садиком и свежевыкрашенной скамеечкой у глухой ограды. Скамеечка – это наверняка постарался старик Лао, больше некому, уж не Чен с Лэй же!
Присев на скамеечку, нойон поплотней запахнул халат: вечерело и во двор залетали порывы прохладного ветра. Близилась зима… Зима… Баурджин усмехнулся: здешняя зима монгольской – суровой, с сугробами, ветром и лютой стужей – в подмётки не годилась. Октябрь на дворе – а деревья в полной листве, даже не все пожелтели.
Наступал вечер, тихий, прозрачный, с фиолетовым небом и жёлтыми, слабо мигающими звёздами. Медный свет луны отражался от карнизов дворцов и лихо заломленных крыш пагод, сладко пахло спелыми яблоками и какими-то осенними цветами. Впрочем, что для цветов здешняя осень? Тепло, солнечно, влажно. Почему бы не цвести? Вон, каллиграф Пу Линь даже розы выращивает.
За оградой послышались чьи-то быстро приближающиеся шаги и звонкие голоса. Князь прислушался – кажется, возвращались слуги. Ну да, они. Вот – радостный голос Чена, а вот – какой-то недовольный – Лэй.
– Хозяин нас похвалит, вот увидишь, Лэй! – громко говорил, почти кричал Чен. – Ведь мы же выполнили его поручение.
– За это не нужно хвалить. Это и так само собой разумеется.
– Ох, и зануда же ты, Лэй! Недаром господин Цзяо…
Цзяо?!
Баурджин вздрогнул. Ага! Вот и проговорились… Впрочем, чего уж – и так было ясно.
– Закрой свой рот, Чен, – зло прошипела Лэй. – И никогда больше не упоминай… э… имя того, кого ты только что назвал, иначе…
– Да ладно тебе. – Судя по голосу, Чен явно был испуган.
Нойон покачал головой – жаль, что они так быстро пришли. Была бы подлиннее ограда – может, удалось бы услышать и ещё что-нибудь интересное.
Первым во двор вошёл Чен:
– Ну наконец-то пришли. Интересно, где шляется Лао? Ой! Хозяин!
Он – и возникшая следом Лэй – почтительно поклонились.
Баурджин поднялся со скамейки и повелительно махнул рукой:
– Идите в дом. Там и доложите.
Из всех названных Баурджином городских лавок киданьскими рукописями торговали в двух – в лавке старого Сюй Жаня, что у южных ворот, и совсем рядом – у старьёвщика Фэна, проживавшего, как и сам нойон, в восточном районе, только ближе к городской стене.
– Вообще, я заметила, все торговцы как-то презрительно отзывались о киданьских свитках, – подумав, дополнила доклад Лэй. – Говорили, что не такие уж они и старинные и что настоящие ценители древностей их никогда не купят.
