— Что вы тут делаете? — вырвалось у ошеломленного Иакова при виде телеги, груженной обломками надгробий.
— А кто ты такой, чтобы устраивать нам допросы? — оскалился верзила, который, видно, был у них за начальника. — Не еврей ли случайно?
Иаков понял, что попал впросак. Дернул же его черт за язык! Он что — слепой? Не видит, что они делают? Грабят мертвых! Лучше бы он молча прошел мимо, подчеркивая свое полное равнодушие к их разбойному занятию, дождался под дикой грушей за кладбищем, пока грабители уберутся, а не навлекал на себя подозрения опрометчивым вопросом. А теперь дай Бог выкрутиться. И чтобы как-то отвести от себя угрозу, он решил не мешкая ответить по-свойски, с показной беспечностью — ведь с ними шутки плохи, они с тем же спокойствием, с каким ломами крушили надгробья, вполне могут размозжить ему голову.
— Неужели, мужики, я и впрямь похож на еврея? — Иаков дурашливо ухмыльнулся, пытаясь наигранным задором и дружелюбием если не расположить их к себе, то хотя бы сбить с толку. Он ясно отдавал себе отчет в том, что только выдержка и хладнокровие могут помочь ему в этом непредсказуемом смертельном противоборстве.
— Пранас, Мотеюс, похож он, по-вашему, на еврея или не похож? — повернулся к своим подельникам верзила, уповая на то, что те должны куда лучше, чем он, разбираться в том, кто еврей, а кто не еврей.
Судьи Мотеюс и Пранас уставились на Иакова и с брезгливой придирчивостью оглядели его с ног до головы.
— А хрен его знает, Миколас? Может, да, а может, нет, — по-крестьянски увильнув от ответственности, сказал самый старый из них — Мотеюс и вытер потную лысину, обрамленную редкой рощицей русых волос.
— С виду вроде бы никакого сходства — нос бульбой, глаза голубые, и говорит по-нашему без этих «уй-шмуй», — пробормотал Пранас. — Но чем напрасно гадать, лучше, Миколас, снять с него штаны. У всех евреев, как известно, ответ в штанах.
— С этим уж вы, мужики, полегче. Пока я штаны, слава Богу, без посторонней помощи снимаю! — не растерялся Иаков. — Если и сниму, ничего нового не увидите. Думаете, что у меня не такой, как у вас, а какой-то особенный — с бантиком или колокольчиком? Ошибаетесь!
— Такой ли, не такой ли, не знаю. В чем я и впрямь не сомневаюсь, так это в том, что кончик у тебя, как и у нас, без бантика и колокольчика, — вдруг вставил Миколас.
— Кончик с бантиком?! Ха, ха, ха! — загрохотал рано облысевший Мотеюс.
— И все-таки что-то тут не так, — промолвил Миколас. — Не очень верится, чтобы литовец мог с бухты-барахты у другого литовца спросить, что он делает на еврейском кладбище, когда тут и без вопросов ясно. Ну, не евреев же он оплакивает!
