Потом ему припомнились вещи, на которые он раньше не обращал внимания. Ирина нередко бывала строга с Пуговицей, не допускала, чтобы та баловалась. Ирине он, разумеется, ничего не говорил. Но она сама почувствовала неладное и однажды вечером спросила его напрямик:
«Отчего между нами появился какой-то холодок? Я, кажется, не давала к тому ни малейшего повода».
Мантусов смутился, что-то растерянно забормотал о чуткости и доброте к детям. Ирина перебила его:
«Так вот в чем разгадка шарады… — В ее голосе прозвучала печаль. — Милый Мантусов, а я-то думала, что вы понимаете меня. Очевидно, я не учла одного: вам не довелось быть отцом. — Она грустно улыбнулась и продолжала все так же спокойно: — Проще всего пожалеть ребенка. Тем более сироту. Гораздо труднее воспитать в нем понятие «нельзя». Оно в детях очень слабо развито. И ваша девочка тут не исключение… Впрочем, она пока еще и не ваша. Вы до сих пор не удочерили ее. Думаете, она не понимает этого и не переживает?..»
Последние слова Ирины особенно больно задели Мантусова. Оказывается, она может быть и жестокой, подумал он расстроенно. То же самое можно было сказать мягче: просто напомнить, что надо оформить документы. Не по злому же умыслу он этого не сделал.
На другой день Мантусов побывал в исполкоме и оформил удочерение. Теперь Пуговица стала Машей Мантусовой. Потом он нашел частную квартиру, и они переехали. В школе начинались занятия.
Солнце вынырнуло из-за вулкана, океан пожелтел. Сырая полутьма казармы отступила, и по комнате заплясали пылинки. Солнечный луч заглянул в бачок с кашей, маслянисто-рассыпчатой, крупинка к крупинке.
— Яка гарна с виду, — сказал Семенычев, протягивая котелок повару.
— И погана на вкус, — в тон ему добавил Шумейкин.
Сашок обиженно насупился.
— Я ж говорил: не умею готовить. Не получится из меня кашевара.
— Не скули, без тебя тошно, — оборвал Шумейкин.
В это время Ясуда, получив порцию каши, отправился в свой угол. Он обычно сидел в этом темном углу, поджав под себя ноги и закрыв глаза. Осторожно ступая, японец обошел бойцов и ненароком задел Шумейкина.
— Ты что, не видишь? — разозлился тот еще больше.
Ясуда что-то извинительно забормотал. Но Шумейкин не унимался:
— Ходит тут всякое дерьмо! Только лишнюю пайку жрет. Ну, чего выпялил буркала?
Рядом с Шумейкиным оказался Комков.
— Побереги свои потрепанные нервы.
Бойцы засмеялись.
— Хватит вам, петухи, — примирительно проворчал Галута. — Чуток обнюхайтесь. Свои же…
