Десять процентов надежды | страница 11
После боя в густых зарослях курильского бамбука десантники насчитали шесть трупов. Лишь двоих японцев удалось захватить живыми. Да и то только потому, что один был ранен, а другой не бросил его. Прикрывая товарища, он стрелял до последнего патрона. Когда патроны кончились, японец отшвырнул ненужную уже арисаки[1] и, загораживая собой раненого, выхватил нож. Он стоял сухой, изможденный, широко расставив слегка согнутые кривые ноги. Раскосые глаза были налиты страхом и ненавистью. Изъеденное морщинами скуластое лицо ощерилось и дрожало. На какой-то миг Семибратову стало жаль японца. Воинственная поза его выглядела нелепо и беспомощно. А то, что он так рисковал собой ради товарища, вызывало невольное уважение.
— Брось тесак! — крикнул Мантусов. — Брось, тебе говорят!
Старший сержант угрожающе поднял автомат. Но японец не переменил позы. Он ждал приближения врагов и был готов к последнему прыжку.
— Тю, дурень! — воскликнул Семенычев. — Ты что, не бачишь, як нас богато?
Но японец явно не собирался сдаваться. Чем ближе подходили десантники, тем сильнее сжимал он в руке нож, затравленно озираясь по сторонам.
— А ну, братва, дайте-ка я его! — Шумейкин передернул затвор автомата, намереваясь выпустить очередь.
Его опередил Воронец.
— Постой! — крикнул он и, прыгнув к японцу, коротким ударом выбил у него нож.
Японец отскочил и с размаху наткнулся на Шумейкина, который стволом автомата больно ударил себя в подбородок.
— Ах ты гад! — выругался Шумейкин, хватаясь за разбитый в кровь подбородок. — Я ж тебе пасть разорву!
Поправив автомат, он яростно рванулся к японцу. Тому пришлось бы худо. Но тут между ними вырос Семибратов.
— Отставить!
Шумейкин изумленно остановился.
— Как отставить? Они же наших троих положили! — посмотрел на Семибратова и прохрипел: — А ну, отхлынь, младшой! Я с него бублик сделаю!
Слова стеганули Семибратова, как крапива. Он вспыхнул. Рука машинально рванулась к кобуре пистолета.
— Рядовой Шумейкин! Прекратите!
Шумейкин с неподдельным удивлением проследил за жестом командира. Потом до него дошло, очевидно, что это означает, и он отшатнулся.
— Да ты… Вы что?!
Взгляды их встретились. Голубовато-холодный командирский не уступил.
Приземистая казарма пряталась в расщелине между скал. Прибой шумел от нее в каких-нибудь ста метрах. В казарме было три помещения: небольшая комната, что-то вроде канцелярии, столовая с обитой жестью печуркой и спальня — два ряда грязных циновок на полу и пирамида для оружия.