— Почему? Если уж инструкторов вы учите без образования…
— Да потому что инструктора учишь под данного человека. Просто показываешь, что надо делать, и всё. А врача превратить в инструктора — это надо чтобы он забыл всю пургу, которой его учили в медвузе, и сначала научился просто исполнительскому мастерству. Нужно, чтобы он думать перестал! Он ведь сразу тебе начнет: а для чего мы это делаем? а почему мы это делаем? Он иначе не сможет. И я его на хрен пошлю сразу. Умный? Пошел вон!
— К чему такая суровость? — развеселился я, хотя уже догадался, каков будет ответ.
— Потому что он у меня и у себя крадет время своими дурацкими вопросами!
— Так объясните ему!
— Не надо. Для начала просто делай. Потом сам поймешь, почувствуешь. Инструктора мои медицины не знают и просто делают, как я говорю. А потом самые талантливые из них сами начинают чувствовать и понимать кое-что. В этом и состоит восточная школа мастерства — просто делай, что сказано, и вопросов не задавай. Понимание потом само родится.
— Ладно. Допустим. Тем более что некоторые вещи объяснить или трудно, или невозможно, надо просто показывать… Но вот что конкретно вы делали с дедовой головой, чтобы он вынырнул из пустоты, чтобы машинка его мозга заработала?
— А почему именно с головой? — откинулся в кресле Блюм, бросив ручку, которой что-то малевал на клетчатом тетрадном листке. — Это сын его помнит только про голову. А массу всего остального он не помнит, не видел, не заметил. Для него это прошло неакцентированно — как моей жене запомнилось только, что ей голову рычагом давили. Для людей болезнь Альцгеймера — это проблема с головой, и они видят только, когда я с головой что-то делаю. Не замечая, что я в какой-то момент шею подвернул, грудную клетку раскачал, — это для них ни о чем. И то, что деда во время этого три раза в туалет по-большому водили, в памяти как-то не отложилось. Голову трогаешь — о, альцгеймера лечит! А как я коммуникации к голове провожу, никто не замечает.
Ещё нужно понимать, что я работаю не один, поэтому мои методы не для всех — ну кто в обычной медицине будет спецкоманду создавать для одного больного? Не для разовой операции, подчеркну, а для того, чтобы его вести — заниматься только с ним целыми днями в течение многих месяцев. Это могут позволить себе только очень богатые люди.
Сказанное Блюмом мне показалось странным и обидным. Понять что-то важное, имеющее практическое значение, помогающее людям избавляться от неизлечимого — и унести это с собой. Он ведь, хоть и гений, но тоже не вечный, Блюм-то. Поэтому, бродя вдоль моря, я думал о том, как отнять это у вечности и оставить людям. Я тогда ещё не знал, во-первых, что старшее поколение детей Блюма — уже взрослые люди, врачи и стараются по мере сил откусить от этой скалы постигаемые кусочки, о чём я ещё расскажу (вот только сомневаюсь, что им удастся усвоить весь массив целиком). А во-вторых, спросив о своих сомнениях Блюма, я узнал, что и сам он задумывался об этом:
