В течение нескольких длинных послеобеденных часов генерал Джеорджеску-Лотру как зачарованный любовался Бомбей на манеже, восклицая время от времени: «Браво, смельчак! Браво, крепыш!» После этого триумфа Бомбя стал пользоваться особым режимом: он больше не выполнял обязанностей конюха, спал всю ночь, не чистил картошку, не вскакивал вместе со всеми в пять утра на зарядку, выходил, когда ему хотелось, из казармы, и в довершение всего он ни с того ни с сего получил трехдневный отпуск.
Уезжая домой, Бомбя посмотрел на меня свысока со своей обычной улыбкой: «Ну что я тебе говорил?» Вернулся Бомбя с опозданием на целый день, но к нему никто не придрался.
— Что они могут мне сделать? — спокойно сказал он. — А соревнование кто им выиграет? Разве им найти такого наездника, как я. Ни у кого нет такого… — И он принялся с удовлетворением ощупывать собственный зад.
Глупость Бомби уже не представлялась мне таким серьезным недостатком. В нем стала проявляться малоинтересная для окружающих, но всепоглощающая самонадеянность, которая отразилась даже на его внешности. Бомбя отрастил волосы (его больше не стригли наголо, как нас каждый месяц), уши его уже не торчали столь безнадежно, взгляд приобрел некую остроту, и, главное, Бомбя потолстел, или, точнее, кости у него лучше оделись кожей, чем у других. И тем не менее всего за три дня до соревнования произошла небольшая неприятность, которая чуть было не сорвала отъезд, а с ним и триумф Бомби. На заду великого кавалериста, как это было установлено во время медицинского осмотра, вскочили три внушительных фурункула. Бомбя запросто объяснил нам, что причина этому усиленные тренировки: он скакал три часа по утрам и еще два после полудня. Но мы тоже были не лыком шиты и прекрасно понимали, что фурункулы появились из-за комков свалявшейся пыли и шерсти, которая, если не чистить как следует галифе, особенно летом, разъедает кожу до глубоких ран.
Как бы то ни было, но известие это привело в ужас майора. Встревоженный генерал дважды в день забегал в лазарет. Полковник — дивизионный врач — в присутствии генерала и майора сделал Бомбе срочную операцию. После операции Бомбя лежал животом вниз на постели с больничным матрацем, чистой простыней и мягкими подушками и театрально стонал. Его обслуживали две сиделки, специально доставленные из гражданской больницы. Они спали по очереди и каждые три часа делали ему уколы и меняли повязки. А Бомбя стонал всю ночь и засыпал только под утро, как все великие страдальцы.
