Внезапно самолет клюет носом и устремляется к земле. Удар! На месте падения встает снежный куст. И никакого взрыва с последующим пожаром. Абыдна…
— Ур-ра! — несется над поляной.
Обвожу ее взглядом. Народ повылезал из землянок и сейчас самозабвенно орет. Когда только успели? Некоторые бросают вверх шапки. Кто-то уже вывел сани из-под деревьев и сейчас гонит их к месту падения аэроплана. Выбираюсь из приямка землянки на поляну. «Мадсен» – в руках. Черт, нужно было оставить! Не нужен более.
— Господин военный врач!
Поворачиваю голову. Набежавшие репортеры нацелили на меня камеры. Этого только не хватало! Но не гнать же их? Люди на работе…
— Улыбнитесь, пожалуйста!
Скалю зубы.
— Господин Довнар-Подляский! — подскакивает тип с блокнотом в руке. В правой – карандаш. — Что вы думали, когда стреляли по германскому самолету?
— Что в него нужно попасть. Иначе натворит бед.
— И не боялись?
— Как и вы.
Не уловил сарказма, расплылся в улыбке.
— Вам приходилось прежде сбивать аэропланы?
М-да… Он еще больший идиот, чем я думал.
— Разумеется, господин репортер! Каждый день. По одному на завтрак, на обед и на ужин.
С лица репортера можно картину писать – маслом.
— Посмотрите на этот халат, господин репортер! Я врач, а не пулеметчик. То, что случилось сейчас – стечение обстоятельств. Случайно здесь оказался пулемет. Привезли с раненым, и я прибрал от греха. Случайно попал в аэроплан. На войне бывает. Но я рад, что гансу конец!
— Вы знаете, как звали пилота? Откуда?!
Клинический случай, не лечится.
— Не знаю, и знать не хочу. Может, Ганс, может, Фриц. Мне на это плевать. Бомбить лазарет может только трусливый урод! Он нашел, что искал. Завершим на этом, господа! Меня ждут раненые.
В землянке забрасываю «Мадсен» под нары, туда же отправляю подсумки. Захотят посмотреть, пойдет по рукам. Еще перестреляют друг друга. Лечи их потом…
