— В канун рамадана исполнилось ей тринадцать. А недавно она подслушала, как отец Ахмет ибн Наиф, сказал ее матери, что пора бы уже и подумать о будущем дочери. Фатима услыхала их разговор среди ночи, проснувшись от любовных стенаний матери, а потом отец еще долго говорил про нее, про Фатиму, что, мол, девчонка созрела, как спелый гранат, и что добрый выкуп за дочь был бы на пользу сейчас, на мохар[19] этот можно было б и новый шатер купить, и овечье стадо расширить. Однако Наджия, мать Фатимы, возражала:
— Ты не спеши. Дочь наша стала как прекращая лунная ночь, и тело у нее чистое, как вода в роднике, а уму девочки можно лишь поражаться. Зачем сбывать ее первому встречному, лучше выждать, сколько понадобится, и выдать ее за человека достойного, у которого были б и богатство, и власть.
В ту ночь Фатима не могла уже больше уснуть, и в сердце ее поселилась печаль, и печаль эта не отпускает ее, и никак, по сей день, не найдет Фатима никакого снадобья, никакого средства от грусти.
Случилось, заявился к ним, надо думать — к отцу, старый Исмаил Халд ибн Саид. Не дойдя до шатра шагов десять, остановился и ударом тяжелого посоха, да и голосом громким, хотя и исполненным благочестия, дал хозяевам знать, что пришел. Старика со всем уважением пригласили войти, а он, в свою очередь, соблаговолил принять угощение, покурил наргиле и отведал крепкого кофе. Язык у него развязался, и он начал рассказывать про всякие чудеса, происходившие, по словам его, в стародавние времена.
— Да, в прежние поры… Чудеса случались тогда настоящие. Что знает про то молодежь? Ничего молодые не знают. Белый свет сегодня развращен и испорчен, вот почему чудотворные силы покинули мир. Сегодня в пустыне тарахтят и как сумасшедшие носятся автомобили. Застрянет такая жестянка в песках, подгоняй к ней верблюдов, чтоб вытащили тарахтелку. Не так бывало когда-то. Когда-то бывало так: тянется караван по раскаленной пустыне, и вдруг налетает песчаная дикая буря, солнце желтою мглой покрывается, и глаза у погонщиков засыпает песком, так что больше не видят они пути и не чувствуют под ногами дороги. Ну, а верблюды… Только буря начнется — у верблюдов появляются крылья. Подогнут, подберут они ноги и точь-в-точь как орлы через темные тучи перелетают, а там опустятся где-нибудь у источника прохладной воды, в густой тени пальм. Мало вам этого? Ну что ж, бывало и этак. Покарал одного бедуина Аллах за прегрешения, навел хворь на отару его и в единую ночь истребил все его стадо, до последней овцы. Бедуин лбом о землю бьется, молится истово, плачет и жалобно просит, чтобы простил его Всемогущий и вернул ему стадо. Едва рассвело, выходит он из шатра своего и собирается в путь неизвестный, по округе милостыньки подсобрать, раздобыть хоть черственькой питы
