– Вы уж очень не расстраивайтесь, – говорила Анна Аркадьевна. – Свадьбы не будет или она отложена на неопределенное время. Вы ведь не видели в Анжеле хорошей невестки.
– Грешна, не видела!
– Не казните себя. Не видели, потому что видели, что Юра не влюблен в нее до безумия. Хорошо сказала: не видели, потому что видели.
– Я поняла. Я вообще вас лучше понимаю, когда вы по-простому говорите. Ах, как девонька-бедняжка убивалась. Я почему бросилась? Ведь она одна, совсем одна!
– Рюмки и чайный сервиз в сервант, верно?
– Туда же салатники хрустальные, мне их еще на свадьбу дарили.
– Поставлю в комнате на стол, а в серванте на полки вы уж сами красиво расставите.
Вернувшись на кухню, Анна Аркадьевна выслушала короткий монолог Татьяны Петровны про сына Юрчика, который любимый до самозабвения, но из-за отца-алкоголика не простой, проблемный.
Анна Аркадьевна давно уяснила, что никакими доводами нельзя человеку внушить постороннюю идею. Ты будешь битых три часа давить его аргументами и фактами, а он не расстанется с собственными убеждениями только потому, что они собственные. Кто придумал, будто в споре рождается истина? В споре рождается и костенеет только уверенность в собственной правоте. Нужно говорить так, чтобы искомое пришло к человеку как личное открытие. Татьяна Петровна волну жалости к Анжеле могла превратить в цунами, и тогда у Каптенармуса и Бабарихи появился бы мощный союзник, точнее, он у немилой Анжелы появился бы.
– Мы ведь с вами, Татьяна Петровна, давно на свете живем. И сколько разных браков и свадеб видели. Горячо влюбленные под венец идут, что там идут, у них подметки горят, как хочется скорее законно вместе находиться. А потом все-таки размолвки, и ссоры, и проблемы, и печаль, и слезы, и разочарования. С нелюбимым в ЗАГС – это запрограммированный провал. Стерпится – слюбится? Я такого не встречала. У меня была школьная подруга Катя. Встречалась с парнем, с кем-то ведь надо встречаться. Он очень нравился Катиным родителя: надежный, основательный, высокий, красивый плюс добытчик, что по тем нищим временам было едва ли главным качеством. Подкатило к свадебке, а Катя вдруг: «Нет! Я его не люблю! Он тупой, мне с ним скучно». Катина мама в истерике: «Мы тебе уже платье свадебное сшили, все деньги потратили и достали банку сельди, будет что с нашей стороны на стол поставить». Банка сельди! Тогда, в девяностые, в провинции это была ценность. Мама стояла перед Катей на коленях: «Не позорь нас!» Мама, конечно, считала, что Катя упускает свое счастье. Но и селедка свою роль сыграла. Катя сбежала от мужа через три месяца. Примчалась ко мне в Москву, я там в институте училась: «Меня выдали замуж из-за банки сельди!»
