Парнишка, покрутив головой и не обнаружив ничего подозрительного, выбирается на опушку и, расстегнув штаны, начинает делать то, что делают все мужчины стоя, а женщины - сидя. Завершив процесс, он скрывается в кустах, успев продемонстрировать мне висящую на спине винтовку - ничего особенного, самая рядовая кинетичка. Охотничья.
Слава Тебе, очи вражеские от слуги твоего отведшему!
Славься...
Довершить молитву не успеваю - с той части города, где я вел беседу с Шоровым, слышится грохот орудийного выстрела. Ещё один! Ещё! Их частые, звонкие в своей злости голоса, лучше иных слов говорят о начале атаки братьев. Подтверждая это, в моём шлеме щёлкает динамик.
- Ты как, жрец? На месте? - Раздаётся полный азартного веселья голос Шорова.
- Да, славный воин, - тихо-тихо, одними губами шепчу я: - На позиции, готов исполнить свой долг.
- Уже скоро. Мы двинулись, сейчас они побегут!
Прежде чем он отключается, я успеваю услышать пение десантников - хор их хриплых голосов выводит рисунок боевой литании, на короткий срок погружая воинов в священный транс.
- Не чувствуя боли ран, с полным холодного расчёта разумом, двинутся они на врага и падёт он, сжатым колосьям подобный, - шепчу я слова литании, мечтая обрести хоть часть той великой силы, коей Отец щедро наделил детей своих. Но увы - я всего лишь смертный и во мне эти ритмы, ничего кроме чувства священного восторга не вызывают.
Щелчок в динамиках.
- Жрец? - Голос Шорова беспокоен: - Мятежники не дрогнули. Стоят насмерть. Минус две коробочки.
- А...братья?
- Минус девять. Это неважно! Важно другое. Слушай! По данным перехвата к ним идёт подкрепление. Соседняя деревня поднялась. Пойдут мимо тебя. Встреть. И так, чтобы ни один не прорвался. Жрец? Ты здесь?
- Внемлю тебе, воин. Принято. Не подведу.
- Надеемся на тебя! Слава Ему!
Короткий щелчок
- Воистину... - договорить я не успеваю - дальняя сторона леса темнеет и на лугу начинают появляться крохотные, с такого расстояния, человеческие фигурки.
Запись номер МХХР-24-ССВА-024
Оптика шлема заботливо укрупнила сбившихся в толпу людей и передо мной предстало множество лиц. Молодые и старые, женские и мужские, все разные, но одинаково решительно настроенные. И все - с одинаковыми зелёными лентами.
Они были у каждого.
Повязанные вокруг шапок, или просто волос, заплетённые в косы или завязанные вокруг шей - куда бы я не взглянул, кто бы не попался мне на глаза, всё разнообразие лиц и фигур, объединяла связывая воедино, тонкая полоса зелёного цвета.
