Если крупный и мощный Шептун напоминает широкогрудого и большелапого матерого волка или медведя, то этот парень двигается в буквальном смысле с кошачьей стремительной сноровкой.
Без лишних движений, финтов и замахов — хищная узкая полоска сверкающей стали, летящая сбоку к шее Пахома, непостижимо стремительно изменяет траекторию своего полета и разминувшись с выставленным для защиты топорищем, обманчиво легко скользит по телу плюгавого старикана над бедром в области почки. Широко и густо брызжет красным. Пахом коротко и утробно охает. Нурлан приглашающе опускает саблю к земле. Скособоченно подаваясь вперед, его противник быстро заносит топор… Клинок, коротко подшагнувшего навстречу азиата выписав шелестящую дугу — входит в пахомовский живот почти на треть длины… Свободная рука азиата небрежным и смазанным плавным движением легко отклоняет вектор движения опускающегося топора в сторону. Темноволосая голова жестко встречает лицо уже не опасного, умирающего врага. Навсегда выпав из реальности, Пахом валится на асфальт.
— А что — изящно! Пижонски, конечно, но изящно. Не отнять. — в царящей над площадью тишине, резюмирует Шептун, — А ты можешь! Прямо д'Артаньян казахский. Показушник! — не то пожурил, не то похвалил, — А с тобой, Лизавета, мы после поговорим.
Уже поднявшаяся на ноги, молодая девушка кивает и вновь опускает покрытое красными пятнами лицо к земле.
— Просто красавчик! Реально — гасконец! Браво! — восхищенно встряхивает челкой Герда, — Но ты же покажешь мне эту фичу, Нурланчик?
Тот глянул, кивнул и потянулся, словно сытый дикий хищный кот. Разве что не замурчал.
— Ладно, давайте заканчивать уже с этими. Мы вообще-то — за углем двигались, если кто позабыл. — напоминает окружающим бойцам Герда, неторопливо скрывая свои большие почти анимешные глазищи за непроглядными стеклами стильных темных очков, — пошли уже за твоим барахлом, подружка, — кивает она Ленке.
Птица кивает и незаметно, чуть разочарованно шмыгнув носом, устремляется впереди Герды в направлении своей серой панельной двухэтажки.
Начинает ощутимо припекать.
Отдохнувшее за зиму и сейчас полное сил и накопившейся жаркой энергии — помолодевшее и яркое весеннее солнце безжалостно, эгоистично и любопытно. Как почти всякая юность. И похоже солнцу, как и обломавшейся Ленке, тоже очень хотелось досмотреть финальный акт этой драмы.
Ибо, сколько бы веков не твердилось о цивилизации и гуманизме, но в зрелище публичной казни — как ни крути, все же есть какое-то необьяснимое и неподвластное разуму притяжение…
