— Срочное послание из дворца, милорд. Его величество желает видеть вас прямо сейчас.
Самообладание и в этот раз герцога не покинуло, хоть и далось с огромным трудом. Кьер на мгновение прикрыл глаза, глубоко и медленно выдыхая, и, не открывая их, припечатал:
— Пусть подадут мою лошадь. Немедленно.
А затем он посмотрел на меня с немым вопросом во взгляде — стоит ли договаривать: «И экипаж для леди»?
Я шагнула к нему, коротко коснулась губ.
— Время уже позднее, вряд ли аудиенция. Как бы кощунственно это ни звучало, короли — тоже люди, и они тоже спят. Я подожду тебя здесь, если ты не против.
— Ты божественна, — прошептал он, целуя меня в ответ. А затем торопливо отстранился и принялся заправлять и застегивать рубашку, жилетку, сюртук, привычным жестом оправил волосы.
Я покосилась в зеркало над камином. Да-а, проще распустить и переплести заново, чем привести в приличный вид. А потому я так и сделала — быстро вытянула шпильки и тряхнула головой, позволяя темным прядям свободно упасть на плечи и спину тяжелой волной. Все лучше, чем красоваться с вороньим гнездом. Не удержавшись, я чуть помассировала голову, уставшую за день от этой тяжести, а потом заметила, что герцог замер и жадно за мной наблюдает.
— Тебя ждет король, — напомнила я, тем не менее кокетливо поправив обрамляющие лицо локоны и купаясь в столь пристальном внимании.
— Ты несносна.
— Я божественна, — возразила я его же словами.
Мужчина только покачал головой — времени на долгую перепалку с доказательствами, кто тут главный и прав, не было. Убедившись, что я привела себя в порядок настолько, насколько это возможно, он распахнул дверь. Лакей, поджидающий за ней на случай еще каких-либо указаний, согнулся в полупоклоне.
— Леди Эрилин Рейвен остается здесь. В мое отсутствие любое ее желание выполнять незамедлительно.
— Как прикажете, милорд.
— Я постараюсь побыстрее, — это уже мне.
Я улыбнулась в ответ, и герцог стремительно скрылся в темноте коридора.
Кажется, я еще более безрассудна, чем сокрушалась моя матушка. Одно дело — заявиться к мужчине в дом в его компании, другое — еще и остаться, будто здесь мое место. Впрочем, раз Кьер не возражал — а уж он-то точно не возражал! — до всего остального мне нет дела.
Наклонившись, я подняла с ковра парчовую ленту, принадлежавшую еще моей бабушке. Провела пальцами по выступающему серебристому узору, не тронутому временем. Эту плотную, даже жесткую ленту дед привез бабушке из заморской Клирии,
