— За самого себя борешься? Нет, не за себя. Что это за борьба такая — с людьми браниться, с соседями в неладах жить… Ни к чему все это, сынок, не лай попусту на ветер, этим никого не испугаешь, только себе навредишь… И с богатыми не цапайся, они этого никому не прощают… А будешь с ними ладить, глядишь, на какое-нибудь место пристроят, службу дадут…
Иван виновато моргал, ворочался в постели и не знал, что ей ответить. Смутила она его душу, стало ему как-то не по себе, радостное чувство, которое еще недавно им владело, постепенно потускнело, смешалось с сомнениями, растерянностью, колебаниями и досадой. Мать не права, конечно. Но как ее разубедить, как ей объяснить его правду? Вот брат мог бы, он был другим человеком. Когда старая начинала ворчать, он брал ее за руку и, глядя ей прямо в глаза, говорил с шутливой улыбкой:
— Накрой меня стеклянным колпаком, мать.
Поддаваясь его шутке, начинала улыбаться и она.
— Ты, Минчо, о доме, о хозяйстве больше пекись, — переходила потом на серьезный тон, — не маленький поди.
Минчо умел и шутя говорить людям правду.
— Кто только о доме своем да о хозяйстве печется, дальше носа своего не видит. А я думаю, что ты сама скоро помогать мне станешь, а не держать у себя под юбкой.
И вот теперь, когда мать выговаривала Ивану, как несмышленышу, тому вдруг стало стыдно перед братом, он рассердился на самого себя и раздраженно оборвал мать:
— Ну, довольно! Мои дела тебя не касаются!
— Вот, вот! — рассердилась она. — Вырастишь сына, а потом тебя не касается, куда он ходит и с кем лоботрясничает.
— Это я-то лоботрясничаю? — вспылил Иван.
— Иисусе Христе! — перекрестилась старая, не вставая с постели, — возвращается домой к утру, да еще спрашивает! — Потом опустилась на постель, повернулась к нему и вздохнула. — Ходи, сынок, ходи! Как это в песне поется: „Был Ванюша молоденек — мать забот не знала…“ А мне уже теперь — один черт. Молода была, счастья не видела, так чего же на старости лет дожидаться?.. Ходи, ходи!.. Вот сдохну, тогда находишься вдоволь…
— Ну, хватит! Дай мне уснуть.
— Ладно, ладно. Мне уже в могилу пора… Выспись хорошенько, — а завтра снова пойдешь шляться по деревне с разными бездельниками…
— Болтаешь попусту. С какими это бездельниками я шляюсь?
— С какими? А Хычибырзов? Куда с добром: людей уму-разуму учит, а сам жену из дому выгнал.
— Это мать его ее выгнала, — ехидно поправил Иван.
— Все матери вам виноваты… Ну, ладно, пусть матери… А сыновья — святые угодники?.. Да разве мать о своем сыне не заботится, плохое ему думает? Не хочу я, чтобы ты с них пример брал, с этих негодников, слышишь? Не хочу, чтобы с ними дружбу водил!
