С другой стороны – и добровольцев было... ну, значительно меньше сотни. Десяток, может, полтора, не более. Для начала, впрочем – подойдёт.
Я быстренько помиловал Орли и ещё двух несостоявшихся смертников; те, не веря своему счастью, спустились с плахи прямо в объятия народа, а Орли я велел ехать со мной – чтобы ещё раз в подробностях всё пересказать.
Да, и он действительно всё пересказал. Представление на главной площади было только первой частью величайшего обмана в истории королевства. Вторая должна была разразиться в большом тронном зале, при полном собрании придворных, буквально через час после моего возвращения во дворец. К этому моменту «сенсационная весть» разлетелась и здесь, а то, что никто не знал подробностей – только усиливало интригу.
Впрочем, и она удалась на славу. Некоторые из придворных попробовали было не поверить в рассказ нашего «смертника», но когда я подтвердил его слова, любые разговоры отпали. Конечно, меня там якобы не было в момент самого воскрешения... Но я заявил, что верю ему! А если верит король – разве могут не верить его слуги?
Весть об «отказе от смерти» облетела столицу за день. Мои глашатаи сразу же расстарались и объявили, куда стоит приходить всем, кто согласен принести эту жертву. Я добавил, что ни чины, ни звания для Богини Смерти значения не имеют. Иными словами – солдат, принёсший в жертву себя, дезертиром считаться не будет.
Единственные, кому я жертвовать собой не советовал – это высокие чины, которые некем было заменить. Впрочем... такие, как правило, и не стремились к подобному финалу, уж слишком конкретные планы у них были на остаток их земной жизни.
Добровольцы стекались в Храм Смерти, где их принимал вполне довольный Верховный Лич. Жертва была назначена через неделю, при условии что соберётся сотня или больше. Все, разом. Пока же они собирались – по одному, по два, по три. Ещё один патриот решался на это, ещё один человек собирался с духом рискнуть и узнать, что значит подобное бессмертие – так и собиралась наша сотня.
Орли пришлось задержаться в облике Шона Триара. Каждый желал поговорить с ним лично, узнать, что он видел, каково ему пришлось. Он жил в домике при замке, переоделся в красивую одежду, пожалованную мной, и старательно изображал бывшего пройдоху, который внезапно пришёл к успеху. В нём сочетались робость после казни и воскрешения – и некоторая хитринка, позволявшая ему пользоваться своим новым положением.
