– Она навелно флейлинский язык не понимает, – выдала мудрую мысль Маруська.
Я опешил и даже плечами пожал.
– Может быть…
– А потом?
– Всё.
– Нет, – мотнула головой Маруська так, что кудряшки запружинили. – Так всё не бывает. Сказка не кончилася.
– Да вроде кончилась.
– Нет, ты дальше книжку почитай. Там навелно исё стланички есть.
– Да и ладно, – усмехнулся я. – Зачем принцу такая глупая девушка?
– Она не глупая! Она плосто плинцесса! – выпятила вперёд нижнюю губку Маруська.
А я опять обалдел – с ума схожу? Почему я в собственной дочке постоянно вижу Катерину? Надо ещё кому-нибудь показать их рядом, или фотографии сравнить. Может, у меня просто навязчивая идея? Да, точно! Утром аж бегом побежал в супермаркете, когда кудрявую девчонку увидел в серой хламиде впереди себя. Не Катерина была. Почему-то расстроился.
Дурак! Надо меньше пить и заняться уже с кем-нибудь сексом, в конце концов, пока голова ещё на месте! Придумываю всякую ерунду!
– Никакая она не принцесса, обычная девушка, – немного сердясь на себя, ответил я.
– Неа, плинцесса! Как на голошине. Плинцессы плавильные и такие… как одуванцик. Злой язык не понимают. Потому что доблые.
– Думаешь? – удивился я.
Маруська кивнула и встала ботиночками на подножку самоката.
– Кати меня.
– Нет. Сама, – хмыкнул я.
– Нет, ты кати. Я плинцесса! – кокетливо заулыбалась Маруська.
– Тогда тем более сама, – подмигнул ей я.
Маруська ещё немного поторговалась, но я не сдался. Поставил цель – батут-бегемот в центре парка. И мы покатились по мощёной дорожке к надувному монстру-бегемоту. Моя дочка должна быть ещё и бойцом, даже если и принцесса. А то из некоторых воспитали романтических идеалистов на викторианской литературе и журнале «Мурзилка», а нормальным людям страдай!
Всю субботу я учила китайский и бурчала, как старая бабка, недовольная жизнью, пенсией и программой по телевизору. Ну и что, что телевизора у меня нет, а до пенсии я вряд доживу с такими нервами… Я никому не стала плакаться в жилетку, да меня никто бы и не понял. Даже Агнесса называет моё мировосприятие тараканами и предлагает их строить. А дело вовсе не в том.
Как только я услышала там, в гостинице, что царевич прижал другую женщину к стене, за которой – он знал! – была я, у меня в голове перещёлкнуло, взвизгнуло и всё моё я полетело без тормозов в тартарары. Ведь точно так же из-за стены на даче я слышала, как Миша, тогда ещё мой муж, целует мою университетскую подругу Алёну и страстно бормочет ей о том, что она самая красивая на свете, а я ни о чём не узнаю! А ещё, что ему нужно тепла и расслабиться, и только с ней, с самой лучшей на свете это возможно. Слышались недвусмысленные звуки, вперемешку с учащённым дыханием, а я стояла, в одно мгновенье снова умерев, с вымытым виноградом на подносе и даже не могла заплакать, так это было унизительно!
