Но он предупредил их, что это очень опасное средство. Он умолял их не пускать его в ход, хотя доктор Доломо и принялся рассуждать о том, что снадобье можно продавать небольшими дозами слушателям второго уровня, используя их как подопытных кроликов. Или, еще лучше, применять его как вспомогательное средство обучения на первом уровне. Возможности здесь воистину безграничные: можно опоить снадобьем весь второй уровень, а когда его действие прекратится, то объявить, что “Братство Сильных” вернуло им память. Разумеется, Толедо получит свою долю. А еще лучше – часть снадобья. И тогда они забудут про свою долю.
– Его можно подмешивать в пищу тем, кто собирается дать показания против нас, – задумчиво произнес доктор Доломо, закуривая сигару.
– Против тебя, Рубин, – поправила супруга Беатрис Доломо.
– Я – твой муж.
– Умоляю! – вскричал Уилбур.
– Что будем с ним делать? – спросил Рубин.
– Мне не нужен придурок, бегающий по улицам с готовым обвинением против меня, – в ярости прошипела Беатрис.
– Я тебя предупреждал, малыш, – пожал плечами доктор Доломо.
– Умоляю, – всхлипнул Уилбур. – Умоляю, отпустите меня.
Беатрис кивком головы приказала развязать его.
– Мы не будем убивать его, – сказал Рубин. – Он рассказал нам, как действует это средство. Пусть отхлебнет его, как это было принято у индейцев. И обо всем забудет.
– Нет! – крикнул Уилбур.
– Молодой человек, вам известно, как обедают аллигаторы? – обратилась к нему Беатрис Доломо. – Значит так: либо ты глотаешь лекарство, либо изучаешь строение челюстей американского аллигатора. Знаешь, они предпочитают раздирать свой обед на части, а не пережевывать его. Не такой уж богатый выбор у тебя, как ты полагаешь?
Уилбур посмотрел на коричневую жидкость. Он попытался представить себе, каково ему будет, когда он забудет обо всем – забудет, кто он, кто его родители, как он прожил жизнь... И в этот последний момент своей сознательной жизни он понял, почему индейцы именно так наказывали своих преступников. Он сделал глоток и попрощался с самим собой.
Жидкость оказалась на удивление сладкой и приятной. Уилбур думал, что он успеет отметить про себя, когда она начнет действовать и что мелькнет в его памяти в последние секунды.
Эта мысль недолго продержалась у него в голове. Он стоял посреди комнаты, на него смотрели какие-то люди, а во рту было сладко. Он не знал, плохие это люди или хорошие. Он не знал, что он в Калифорнии. Он знал, что светит солнце и какой-то милый человек говорит, что сейчас ему смажут чем-то спину и тогда спина, которую он чем-то обжег, перестанет бо-бо. Но Уилбур Смот толком не понял и этого. Он не знал, что значит обжег. Он даже не знал, что такое бо-бо.
