Мужчина встал и помог своей компаньонке одеться, придержав её плащ. Как она вдруг возненавидела эту молодую женщину, эту белокурую, глупо выглядевшую простушку. Как мог он заинтересоваться ею? Что он нашёл в ней привлекательного? Что интересного может быть в обилии её сексапильности и в нарисованных губах? Ужас, она использовала косметику! А её платье совсем не скрывало мягкости её плеч, округлости её обнажённых предплечий. Было в ней что-то, в её манере держаться, что-то примитивное, и даже чувственное, что делало её похожей на животное. Несомненно, она предоставляла ему сексуальные услуги! Шлюха, шлюха! А он, такой наивный и недисциплинированный, принимал их, позволяя ей быть такой, не призывая её совершенствоваться, повышаться, преобразовываться, если только это было возможно с такими как она! Она не имела никакого права быть с таким как он! Она не была интеллектуалкой! Конечно, она ничего не знала! Всё что у неё было, это её живость, чувственность, хорошо сформированная фигура, даже приятная на вид и делавшая её столь похожей на животное того вида, которое могло бы привлечь низких мужчин, или возможно даже взволновать неосторожных лучших мужчин в моменты их слабости. Что поделать, мужчины порой бывают настолько слабы, что не в состоянии пропустить это движение рук, этот заинтересованный взгляд, брошенный поверх плеча, это хитрое движение, приковывающее к себе их глаза, заставляющее их не замечать присутствие здесь культурной, достойной персоны.
Как же она ненавидела эту женщину!
Внезапно блондинка обернулась. Казалась, в её глазах мелькнуло удивление. Видимо, она не ожидала найти себя объектом столь пристального внимания и такого отношения, столь явно неодобрительного и столь сурового. Однако уже в следующий момент губы молодой женщины скривились в усмешке, а в её глазах блеснуло веселье. Возможно, ей уже не раз приходилось ловить на себе такие пристальные взгляды пожилых женщин. Видимо ей не привыкать было к взглядам полным зависти и даже ненависти, враждебным и холодным. Ей уже было известно, как иногда смотрят на неё женщины, молодость и красота которых остались далеко позади, и кому в жизни осталось только негодовать, осуждать и презирать обладательниц этого сокровища, потерянного для них самих навсегда, и плодами, удовольствиями и экстазами которого сами они в своё время не воспользовались, отказав себе в этом. Возможно, они были невольными жертвами политически мотивированного аскетизма, или были обмануты, оказавшись от собственных неотъемлемых прав, добровольно лишив себя свободы, понукаемые кем-то сделать себя несчастными, огорчёнными, прославляющими свою собственную тюрьму узниками, притворяющимися, что довольны своим нахождением за решёткой, внутри холодных стен угнетающей системы ценностей. Возможно, они были просто несчастными, психологически деформированными продуктами некого аппарата, разработанного специально для того, чтобы брать природные организмы, рожденные для открытых полей, травы и солнечного света, и загонять их в приготовленное для них прокрустово ложе всепроникающего, всеохватывающего, невидимого социального механизма, в колоссальную, современную архитектуру человеческих лишений и социальной целесообразности.
