— Диокле́с, почему моя дочь находится в руках раба, а её лицо заливает кровью?
Старый учитель кланяется глубоко, произнося слова оправдания. Но многое ему неизвестно — ведь он опоздал. Часть событий описывают стражники, повесив головы в ожидании неминуемого наказания. А основную часть рассказывают, перебивая друг друга, торговцы, виня во всём раба, что, по их словам, вор.
— Он не крал хлеб! Вон там стоит настоящий воришка!
Мой палец утыкается в тщедушного мужчину, стащившего хлеб с прилавка.
— У него за пазухой спрятана лепёшка. И когда торговец заметил, что у него пропал товар, вор выкинул вторую лепёшку под ноги рабу.
— Это мой хлеб, — торопливо произносит вор, — я его купил!
— Купил и спрятал за пазухой? — мой голос звучит как писк комара, но разносится далеко в тишине.
Воришку в два счёта обыскивают и находят припрятанное.
— Увести его, — велит отец, — накажите его как вора, лжеца и клеветника. Трижды.
Голос отца холоден, но ещё холоднее блеск его глаз, направленный на меня. Раб уже разжал объятия, но я всё ещё стою возле него.
— Подойди ко мне, Артемия.
Сильные пальцы обхватывают меня за подбородок.
— Твоё лицо опухло и обезображено. Потребуются немалые усилия, чтобы залечить это.
Отец переводит взгляд на хозяина раба:
— Знаешь, какое наказание уготовано тому, кто поднял руку на семью правителя?
Торговец побледнел и упал на колени, касаясь лбом пыльной земли, моля о пощаде.
— Он же не нарочно, отец!
— Вот как? И кто же, по-твоему, виноват во всём этом?
— Воришка. Если бы не он…
— Если бы не он, если бы не учитель, халатно отнёсшийся к вверенной ему ученице, если бы стража не упустила тебя из виду… Слишком много если. Но не кажется ли тебе, Артемия, что среди них не хватает ещё одного?
— Если бы я не влезла под плеть хозяина раба, — наконец, признаю я, зная, чего ожидает отец. Слова звучат чуть иначе — кажется, что одна сторона лица онемела или её вовсе не существует, хотя по щеке на платье тонкой струйкой стекает кровь.
— Пощадите, я готов искупить свою вину… — всё ещё бормочет торговец, — возьмите всё, что у меня есть.
Он трясёт кошелём и толкает вперёд раба, загораживаясь им от гнева отца.
— «Бессмертный»? — хмыкает отец, определяя каким-то образом, кто стоит перед ним, — я вынесу решение чуть позже. А сейчас я желаю отправить свою дочь в руки лекарей. Немедленно.
