. Каждый этап каскада свертывания крови должен происходить определенным образом, чтобы кровь у пациента сворачивалась.
Я уверена, что Шейла сейчас уставшая после поездки на «Скорой» посреди ночи, так что если она и нажала на кнопку вызова, то это должно быть что-то по-настоящему важное.
В каждом блоке на нашем этаже четыре палаты, и мы обычно плотно закрываем двери в каждую из палат, чтобы поддерживать в них повышенное давление, препятствующее попаданию туда микробов, из-за которых наши пациенты с подавленным иммунитетом могут тяжело заболеть. Когда двери остаются открытыми слишком долго, срабатывает оглушительный сигнал тревоги. Закрытые двери надежно защищают моих пациентов от всякой заразы, однако в то же время лишают меня возможности быстренько заглянуть внутрь, чтобы проверить, как их дела.
Я толкаю тяжелую дверь, ведущую в палату к Шейле, стараясь при этом быть как можно тише с металлической щеколдой, хотя и понимаю, что раз она нажала на кнопку вызова, то уж точно не спит. В ее палате темно, и она с головой укуталась двумя одеялами.
– Шейла? Меня зовут Тереза, и сегодня я буду твоей медсестрой.
Из-под одеяла неуверенно высовывается рука, и я, снова обработав руки антисептиком и надев перчатки, иду к ее кровати.
– Болит, – говорит она заглушенным одеялами высоким и страдальческим голосом.
– Живот?
– Болит, – повторяет она, и я вижу, как она кивает под одеялом.
– Я принесу тебе что-нибудь от боли, – говорю я ей.
Это один из моих излюбленных больничных эвфемизмов: я принесу тебе что-нибудь от боли. Может быть, чашечку горячего какао, плюшевого кролика со свисающими ушками, теплый компресс. Нет уж, в данном случае под чем-нибудь подразумеваются наркотики: викодин, оксикодон, дилаудид, морфин. Мы раздаем эти препараты, словно конфеты на Хэллоуин – наши пациенты нуждаются в них.
Выйдя из палаты Шейлы, я натыкаюсь на клинического ординатора онкологии – врача, специализирующегося на лечении рака, который проходит обучение, чтобы стать штатным врачом отделения онкологии, – он собирается зайти к ней в палату. Это добрый и толковый врач, но при необходимости принятия решения он постоянно колеблется, каким бы незначительным оно ни было. Сложно понять, связано ли это с тем, что он недостаточно уверен в себе, или же является следствием его плохого знания английского – а может быть, потому, что ему просто искренне нравится узнавать мнение медсестер. Хочется надеяться, что причина именно в этом.
