Я смотрю вслед удаляющемуся по коридору интерну – он слегка сутулится, будто придавленный тяжким грузом ответственности… Только вот вводить ритуксан мистеру Хэмптону придется мне, а потом отслеживать изменения в его артериальном давлении, пульсе и дыхании, именно я буду вызывать интерна или кого-то, вышедшего ему на замену, если лечение в итоге принесет больше вреда, чем пользы. Интерн не знаком с этим препаратом так хорошо, как я. Интерну не придется собственноручно подсоединять его к капельнице мистера Хэмптона, смотреть за тем, как препарат стекает по прозрачной пластиковой трубке прямо в вену, отдавая себе отчет, что если что-то пойдет не так, то это станет результатом воздействия Ритуксана. Вот теперь-то я начинаю нервничать. Судя по слабому состоянию мистера Хэмптона, риск неприятных последствий должен быть для него особенно высоким, и я переживаю, что назначать ему этот препарат – очень плохая идея. Прежде чем окончательно себя в этом убедить, я решаю посмотреть на мистера Хэмптона собственными глазами.
В его палате темно, и лишь по краям жалюзи виднеется тонкая кромка света. Ему подается три литра кислорода в минуту, это сопровождается легким свистящим звуком, который сложно назвать приятным для уха.
– Мистер Хэмптон, – слегка трясу я его за плечо, чтобы самостоятельно убедиться, насколько хорошо он реагирует, когда бодрствует. Я бы предпочла его не будить, однако другого способа проверить его состояние нет.
– Меня зовут Тереза. Сегодня я буду вашей медсестрой.
Он открывает глаза и смотрит на меня безучастно.
– Вы понимаете, где находитесь? – это стандартный вопрос для людей с дезориентацией. Он моргает, но ничего не говорит, потом снова медленно закрывает глаза.
От пробуждения после глубокого сна дезориентация обычно только усиливается, однако мне сказали, что он спит большую часть времени, пока находится в больнице, и это не нормально. Он тощий, лицо все в морщинах, а поверх лба торчит спутанная копна седых волос.
Я решаю оставить его и ухожу, тихонько прикрыв за собой дверь.
Затем, переживая по поводу того, что Ритуксан может сделать с этим несчастным стариком, я начинаю винить его врача за медицинскую близорукость, за то, что его заботит только необходимость лечения, и он совершенно не задумывается о потенциальном вреде. Мистер Хэмптон очень слаб и дышит с большим трудом. Сможет ли он перенести этот токсичный препарат?
Его лечащий врач славится тем, что никогда ни с кем не обсуждает принимаемые им решения. Он просто решает, и все остальные – как медсестры, так и интерны – покорно выполняют то, что он скажет. Может быть, он и прав, назначая мистеру Хэмптону Ритуксан, – решать не мне. Для некоторых пациентов этот препарат становится убийцей, однако с уничтожением раковых клеток он справляется. Мне только и нужно, что минута-другая, чтобы подтвердить, что от такого лечения вреда меньше, чем пользы, либо, если это окажется не так, что пациент или кто-то, представляющий его интересы, осознанно согласится пойти на такой риск.
