— Да мне все кажется, что ты маленькая, а ты вот уже какая, — дед сдвинул брови вверх. — Устала?
— Нет, не устала.
— А я вот уже задох.
— Так у тебя и работа тяжелее, а у меня что: складывай себе поленницу…
За разговорами работа продвигается. Уже через час-другой и поленница сложена, и в избу дрова занесены.
— Пора бы нам пообедать, — говорит дед, усаживаясь у печки на свежеспиленный чурак, который занес в избу. Ты-то как — оголодала, поди?
— Я бы сейчас слона проглотила, — отвечает внучка.
— Я тоже… Аппетит мы нагуляли с тобой отчаянный, — продолжает дед, а сам уже поставил кастрюльку на печку с оставшейся от ужина едой. Соня подняла с полу судок с остатками бабкиного пирога: дед вчера поставил его под полати, потому что там, «как в холодильнике».
Сама себе удивляется Соня. Разве ела бы она дома макароны с тушенкой, да еще зажаренные с луком? Да никогда. А сало с чесноком? А тут все ей кажется вкусным. Дед догадывается, о чем думает Соня, смотрит на нее, улыбается в усы:
— Поработаешь до поту, так и поешь в охоту, — говорит, и непонятно: Сони касаются его слова или о себе бает.
Дед убирает грязные тарелки, наливает горячий чай. Соня завороженно смотрит на кружащийся над кружкой пар. Двери избушки открыты, и проникающий холодный воздух колеблет столбик тянущегося вверх пара: то его прибивает к столу, то он выпрямляется, то вдруг завихрится причудливой спиралью. При ярком дневном освещении Соня рассматривает избу: у самого входа на вбитых гвоздях висит теплая одежда, в углу белый маскхалат; над печкой полочкой приделана металлическая сетка, на которой лежат меховые рукавицы, спички. Там ночью сушились ее и дедовы валенки. У стола сделана полка для посуды, на этой полке хранится сахар, чай, баночка с растворимым кофе, соль и прочая мелочь. Соне вдруг пришло в голову, что попади в избушку бабушка, она бы навела порядок и на полке, и на вешалах, и вообще в избе. Пожалуй, заставила бы деда побелить стены известкой и вымыть пол.
— Хорошо у тебя в избушке, — говорит она деду, — только бабушке не очень понравилось бы.
— Уж она бы заставила меня углы мести. Ей занавесочки, рюшечки подавай. Тут свой порядок: мне главное, чтобы изба была теплой, чтобы не протекала крыша, чтобы можно было обогреться после охоты, рыбалки, обсушиться, а занавесочки-рюшечки — это лишнее, — сказал дед, и как бы в свое оправдание произнес: — Вот и сегодня — нужно крышу починить, угол законопатить, да верхние венцы скобами скрепить. У каждой избушки свои поскрипушки, так вот.
