Уже стало темно, время ужина. Мы едем по улицам вечернего города, абсолютно не представляя, куда направляемся, а корейцы нам об этом не говорят.
Хва едет по тихой и узкой улочке вдоль реки Потхонган. Вокруг никого в такой слишком душный вечер для свиданий на улице. Мы пробираемся по узкой аллее. Хва выключает фары. Сидя на передних сиденьях, Мин и Ро нервно оглядываются. В конце аллеи находится бар, который, скорее всего, забит народом, но снаружи – ни души. Военный, сидящий в будке охраны перед жилой многоэтажкой, задремал. Одинокий фонарь вспыхнул и погас, оставив нас в кромешной тьме.
Время для негласного полицейского наблюдения за происходящим. Мин берет свой телефон и что-то говорит. Из темноты выныривает незнакомый человек. Мин выскакивает из нашей машины ему навстречу. Он передает ей сумку. Мин возвращается в машину, а парень остается снаружи, болтаясь в темноте взад и вперед. Ро нервно оглядывается, пока Мин достает из сумки какой-то предмет. Это планшет «Самчжиён»[37] местного производства. Она включает его и пролистывает экран. «Вот черт», – говорит она по-английски. Нужного приложения в нем нет.
Мин выскакивает наружу и отдает сумку. Мы уезжаем.
«Это мой брат», – говорит она, когда мы уже на достаточно большом расстоянии.
* * *
«Они просто коллекционируют всякую дрянь, – разглагольствует Александр. – Вот смотри: у меня есть эта дурацкая медаль, говорящая о том, что я хороший рабочий. Что я представляю ценность. И знаешь что? Если я буду упорно трудиться, говорить правильные вещи нужным людям, в следующем месяце они дадут мне еще более идиотскую медаль».
Время уже за полночь, мы курим на балконе моего номера, вглядываясь в темноту ночного города под нами. Все эти улицы западной части Пхеньяна с редкими светящимися фонарями, большинство из которых гаснет после определенного часа, выглядят как обветшалое одеяло. Каждый раз, когда где-то внизу проезжает машина, возникает вопрос, кто и куда может ехать в столь поздний час. Должно быть специальное разрешение, лицензия, чтобы ездить на автомобиле ночью.
«Мин – яркий пример, – продолжает Александр. – Когда ты спросил, является ли она членом Трудовой партии Кореи, она запнулась: „Нет… но я в Социалистическом союзе молодежи!“ – и при этом указала на свой золотой значок с портретом Ким Ир Сена. Вот как это тут устроено. Золото на значке, который указывает на полученные поощрения, на приобретенный статус, на оказанную честь. Тебя одаривают ерундой. Это придает тебе чувство – нет, не принадлежности – сопричастности. „Да, я – часть этой системы, я встроен в нее, я играю свою роль и за это меня награждают. А в следующий раз я получу что-то более значимое. Часы. Автомобиль“. Вот так вот. Все эти полковники со своими наградными „ролексами“. Медали, значки, ордена, знаки отличия, которыми увешена их униформ. Это всё то, чем я являюсь: вещью, которую можно подержать в ладони, которую можно демонстрировать. В конце концов ты достигаешь такого уровня, что можешь позволить себе снять все эти небольшие знаки твоих заслуг. Ты переходишь в новое состояние. Ты на деле становишься КЕМ-ТО. Человеком с капиталом за душой. Которому остальные люди что-то должны. Ты становишься их господином.
