— Пейте, — предложил толстячку и парню в энцефалитке, а Пятакова тронул за колено и, когда тот оторвался от стены и сел прямо, мотая кудлатой головой, чтобы окончательно проснуться, указал ему на кружку. — Ты тоже пей, дядя Валя, — повернулся к участковому.
Трое уже шелушили чебаков.
— Пивка бы щас, — сказал Пятаков, покрутив рыбой, с которой стекал янтарный жир. — Полжизни бы отдал.
— Не говори, — вздохнул парень в энцефалитке.
Андрюха полез куда-то под шкуры, скрывшись в них с головой, а вылез с красивой фарфоровой чашкой и блюдцем; налил в чашку чаю, положил на блюдце несколько кусочков сахару, две галеты, подал все Ледзинской, скользнув еще раз восхищенным взглядом по ее погонам. Во как!.. Поглавнее даже дяди Вали будет: по две звездочки на каждом погоне, а у него по одной. И если дяде Вале от Ёгана до Пырьи все подчиняются, то она, наверное, на весь район начальник!.. Не-ет, ей простая кружка не подойдет, тут уж старайся, Андрюха! Не каждый день к тебе такие гости жалуют.
— Ям няврем![12] — сказала сыну Наташа.
— Какая красивая! — сказала Ледзинская, разглядывая чашку. — Настоящий фарфор!
— Один был сервиз в Ёгане, — сказала Наташа. — Мне достался. Иван хотел «Спидолу» взять, я — сервиз. Взяли сервиз. «Спидолу» потом промхоз дал на премию. Иван говорит: правильно, надо жену слушать!.. — Она засмеялась.
«Ям няврем» к тому времени зачерпнул объемистой берестовой плошкой ягод из кукора и поставил рядом с Ледзинской на нуры:
— Ешь бруснику, тетя. Съешь — еще наберу.
— Спасибо. Ты мне подай, пожалуйста, мой портфель, — попросила она мальчика, кинувшегося сразу исполнять. — Нет, другой. — Мальчик поставил Цветковский портфель на место и кинулся к другому. — Спасибо. — Она достала два последних яблока, горсть конфет и большую плитку шоколада, протянула все это Наташе. Та отрицательно покачала головой. — Возьми, возьми! — сказала Ледзинская. — Магазинов у вас тут нет. — Она взяла плошку с ягодами и начала есть, отсыпая на ладошку. — Вкусно!
Наташа засмеялась. Ей очень нравилась красивая русская женщина с бледным лицом. Будто в избе от нее стало светлее, подумала она на хантыйский манер, очень, впрочем, напоминающий и русское сравнение.
Толстячок, облизывая губы от рыбьего жира, поднял голову и, встретив неожиданно напряженный взгляд мальчика, быстро опустил глаза.
Что-то неладно, снова подумал Цветков, луща чебака. Спросил как можно спокойнее и переключив все внимание на рыбу, будто вопрос относился к ней:
