Рев, наконец, так возрос, что они не побоялись заговорить.
— Сюда? — спросила Ледзинская.
Он кивнул.
— Остановим, да, Валя?
— Конечно, — ответил он, позабыв сразу обо всех своих опасениях, что лодка и мотор, скорее всего, краденые. — Как не остановим!
— Эта та же самая?
Значит, и она заметила, что направление гула изменилось! Он снова кивнул, вначале просто так, механически, потом подумал и сказал:
— Видимо.
— А почему же она с другой стороны идет?
— Да это не с другой. Река петляет сильно, потому и кажется, что с другой. Потому и шум мотора пропадал: большую петлю огибали.
— Все ясно! — весело сказала Ледзинская. — А зачем ты тогда стрелял?
— Послезавтра уже в Ёгане будем, — невпопад ответил Цветков. — Переночуем по пути у Хорова. Поглядишь, как живут охотники-ханты.
— А я уже видела! — быстро сказала она, чтобы показать, что стрельбой вовсе не интересуется и вообще про нее забыла. — Я в поселок… В Пырью летала по краже, так видела. Помнишь, там в магазине была кража?..
— Да что ты видела! — оживился лейтенант. — Ты видела в деревне, там они ничем от русских не отличаются, а я тебе покажу настоящую охотничью избушку со шкурами, со всем этим…
Он осекся. Рев мотора начал вдруг уменьшаться, но оказалось, что просто плавно убрали газ — видимо, на повороте, и через несколько секунд мотор заревел с удвоенной силой. Гул постепенно смещался к правому мысу: лодка шла все-таки сверху! Они опять замолчали, глядя в сторону мыса, откуда вот-вот уже должна была появиться лодка. Цветков, будто сам в ней находился, в который раз мысленно убирал газ, чтобы не вылететь со всего ходу на берег или не черпнуть забортной воды на крутом повороте. Но те, в лодке или в шлюпке, видно, ничуть этого не боялись, и мотор продолжал реветь с прежней силой. Эта последняя минута тянулась необыкновенно долго, и вот, когда уже не было никаких сил слышать рев «Вихря» и не видеть лодки, мотор неожиданно смолк.
В наступившей тишине отчетливо слышен был слабый плеск воды, бившейся о корягу под берегом.
Цветков обернулся, увидел изумленные, испуганные глаза Ледзинской и, не говоря ни слова, быстро пошел по тропе вдоль берега. Лодка, по его подсчетам, пристала не далее полукилометра, то есть сразу за мысом. Он не оглядывался, идет ли за ним Ледзинская, не слышал и шума ее шагов. Пройдя метров пятьдесят, лейтенант не выдержал, прибавил шагу, а потом и побежал, придерживая кобуру.
Тропа, на его счастье, все время вела по кромке берега, ни на шаг не уводя в прибрежную частину, иначе ему пришлось бы продираться сквозь кусты, чтобы не проскочить мимо причалившей лодки. Он знал, что нельзя ни на секунду упускать из виду кромку берега. Он бежал и бежал, и когда углубился уже метров на сто пятьдесят, ему вдруг почудилось, что он проскочил.
