– Сэр… – сказал Лентан, стряхнув руку дочери с плеча и сжав крепче руку старика. – Зифнеб!
Старик пробудился.
– Кто? – Вопросил он, подслеповато оглядываясь. – Где?
– Папа!
– Тише, милая. Пойди поиграй, будь хорошей девочкой. Папа сейчас занят. Ну, сэр, вы говорили о моей жене…
Алеата умоляюще взглянула на Пайтана. Брат мог только пожать плечами. Закусив губу и сдерживая слезы, Алеата ласково погладила отца по плечу и бросилась вон из комнаты.
Миновав гостиную, где ее никто не мог увидеть, она зажала рот рукой и зарыдала…
…Ребенок сидел у двери маминой спальни.
Маленькая девочка была одна – она была одна последние три дня, и ей становилось все страшнее и страшнее. Пайтана отослали к родственникам.
Алеата слышала, как кто-то сказал: «Мальчик слишком уж шумный. В доме нужно соблюдать тишину и покой». И Пайтана отослали.
Теперь не было никого, кто мог бы поговорить с ней, кто обращал бы на нее хоть немного внимания. Она хотела к маме – к своей прекрасной маме, которая играла с ней и пела ей песни, – но ей не позволяли заходить в мамину комнату.
Странный народ заполнил дом – целители с корзинами странно пахнущих трав, астрологи, которые стояли у окон, вглядываясь в небо.
В доме было тихо, ужасающе тихо. Слуги плакали за работой, утирая глаза подолами фартуков.
Один из них, увидев сидящую на пороге Алеату, сказал, что кто-то должен заняться ребенком, но никто ею так и не занялся.
Когда дверь в комнату матери открывалась, Алеата вскакивала на ноги и пыталась проникнуть туда, но кто бы оттуда ни выходил – целитель или его помощник, – они не пускали девочку в комнату.
– Но я хочу увидеть маму!
– Твоя мама очень больна. Ей нужен покой Ты ведь не хочешь волновать ее, правда?
– Не хочу.
Алеата знала, что не хочет волновать маму.
Она будет вести себя смирно. Она вела себя смирно уже три дня. Ее маме, должно быть, ужасно ее не хватает! Кто укладывает чудесные мамины волосы? Это была особая обязанность Алеаты, которую она исполняла каждое утро. Она бережно расчесывала волосы, не дергая спутавшиеся локоны, а осторожно разделяя их черепаховым гребнем, украшенным вырезанным из кости бутоном розы, – его маме подарили на свадьбу.
Но дверь оставалась закрытой и запертой. Изо всех сил Алеата пыталась открыть ее, но безуспешно.
А потом однажды в темновремя дверь открылась, и ее больше не закрыли. Алеата знала, что теперь она может войти, но она испугалась.
– Папа? – спросила она мужчину, который стоял в дверях, не узнавая его.
