А вот когда работаешь, не страшно. Страшно, когда останавливаешься.
Битый геологический молоток, сапоги из этиленвинилацетата с рифлёными голенищами, загадки скал и вулканов и дорога. Бояться некогда.
Не нужно слушать себя.
Будьте циниками. Нам ли не знать цену нашим мыслям? Зачем продолжаем выходить на майданы собственного головного мозга — от страхов, желания жить лучше и ещё от сексуальной недостаточности?
Вот, кстати, всё меньше думаю о женщинах. То есть немало, но всё меньше. И на место этих плотских мечтаний приходят страхи о собственном здоровье.
То есть что?
Правильно, виноваты женщины.
Кто и в чём конкретно?
Ну... сами придумайте, вы же такие умницы. Без вас страшно. Наедине с мыслями этого безумца в моей голове.
Добра вам, и побольше виноватых на каждую единицу ночи…
Шучу, просто не бойтесь — всё уже случилось.
8 октября
Сейчас почти все, с кем доводится общаться в реальной жизни, применяют вместо слова «последний» слово «крайний». Сам я приобрёл эту привычку в девяностые, и причиною были спасительные суеверия. Или спасательные. Только-только избавился от слова, как все вокруг стали меня поправлять.
— Последний ящик.
— Крайний.
— Да хоть керновый…
Вроде не война вокруг, не бандитизм с лохотронами. А поди ж ты. То ли чуют чего-то?
Медведица с медвежонком гуляла по склону горы. Милое зрелище. Контактный зоопарк Кумроч. Хотели за рябиной сходить от тоски бытовой, да что-то передумали. Негоже ягоду у медвежонка отнимать. Добрые мы. А какие планы были…
Солнце, высокое небо и белоснежные облака. А ждали метель, тяжкий труд и пьяную драку. Ну как… крайнюю только я ждал. Просто мечтал, шо.
Шумит река, перемалывает вечность. Холодная, вкусная, чистая вода, главный инструмент энтропии, подговаривает что-то построить.
Окончил очередную скважину, обрабатываю фотографии. Парни мелькают головами и матерными шутками посреди штабелей керновых ящиков. Составляют опорную коллекцию, геохимики упрямо ждут вертолёт, на южном склоне медведица с медвежонком пасутся на ягоднике. То есть окружающее однозначно вселяет уверенность в завтрашнем дне и в послезавтрашнем, и далее, вплоть до отъезда.
В голове кружится строка из романса: «А напоследок я скажу», расчёты вариантов, что именно скажу, как сделаю и куда полетят брызги.
Есть к чему стремиться.
Гранёный стакан, в нем портвейн тёмно-чайного цвета, гроздь злобного винограда «изабелла». Обязательно нужны сыр, на дороге к холодильнику кот, который притворяется равнодушным и жестоким чудовищем, да скрипящая привычным вывихом половица. Пятая по счету от порога. Разве это не идеальная обстановка для выдоха?
