Постелите в саду под чистым небом, пусть вам женщина нашепчет про созвездья… а потом закурить и коньяку.
Тёплого хочется, доброго, чтобы по голове не новостями, не ломом даже — ладошкой. Поцелуйте близких. И на пляж.
За тех, кто в поле.
Водки бы. Банка тушенки, ноль пять водки и цыбулина.
«Песок неважная замена овсу».
Но хоть так вот.
Посмотрите по сторонам.
Всё как-то. Всё в рамках.
И не преувеличивайте. Не то утонем во взаимопонимании.
А и правда, хули я вылупился?
16 августа
И снова не о чём писать.
В ответ на непременное «так не пиши» могу сказать обязательное «так не читай», на этом возвращаюсь к тексту.
В тумане небес просветы. Более тёмные тучи рассеиваются и можно видеть тучи более светлые. Дождь превратился в морось, мелкую, постоянную — кажется, эти капли везде. Редкая крыша не протечёт под таким вот непрерывным напором. В данном случае я не только о крышах строений, как вы понимаете.
С утра в документаторской. Раздобыл дров (да, именно тихо скрал и пошёл), растопил печку, сделал работу. После переложил скамьи досками, улёгся и смотрю Индиану Джонса. Ту серию, где он Ковчег Завета ищет. И находит. Странно, но мне раньше казалось, что фильм завершался концом света. А почему тогда были ещё серии? Почему Спилберг выжил? Нет, не стану досматривать. Пусть так и остаётся — конец света.
Женщина тамошняя из фильма, уже забыл, как её по имени, хороша, да, а потом мотнула подбородками, и я увидел её в старости… теперь вот не забыть сказать сыновьям, чтобы выбирали невест не только по зубам, но и по подбородкам. Должно же быть хоть что-то для души.
Шучу, не нужно сердиться. И хмуриться не нужно.
У вас ведь нет дождя. Ну, даже если есть, всё равно ведь я первый сказал…
Трещат в печи дрова.
Гусеничная техника буровиков не может вывозить набуренное, да, я о керне. Поэтому ящики скапливаются на буровых, а затем обрушиваются на нас, точно монгольская орда.Их много, они неразборчиво кричат на непонятном языке и являются даже во снах.
А затем опять тишина и покой, без работы, зато с одними и теми же лицами вокруг. Лица норовят рассказать что-то новенькое по пятому разу, но всё скрывает мелкая морось, капли которой везде.
Будет вертолёт, приедут новые люди. Жизнь переменится. А к худу ли, к добру ли — Бог даст, увидим и поймём.
А ведь собирался написать о тургеневских беседках, о том, что мы не понимаем наш народ, о том, что неплохо бы народу нашему жизнь улучшить… Начал текст, а рука сама вывела: «…из разных непотребных мест брошки выковыривать, иные из нас — дерка за границу, те что позлее, за оружие схватились…» Тогда я текст писать прекратил, задумался да и остановился. Зачем переписывать Толстого? Кому надо — сам прочтёт. И поспорил бы с Сапожковым, да вот, как назло, ни хрена не поменялось с той самой «революции» и с гражданской войны, разве что рожать стали намного меньше. Нас нынче просто не хватит на еще одну грандиозную гулянку во имя счастия народного.
