Было время, когда одни люди казнили других людей за то, что те хотели понять, почему на свете есть богатые и бедные.
— Мы хотим узнать, как устроено общество, чтобы облегчить его страдания!
— Вы не смеете этого делать, потому что мир устроен так, как он устроен, и прикасаться к нему мы вам не дадим!
Было-время, когда одни люди казнили других людей за попытку сказать, что все рождаются свободными, а рабство есть великое преступление.
Мы уходим вперёд, оставляя за собою время, которое становится историей. И мы видим, что во времени этом люди, искавшие истину, были безоружны и честны, а люди, охранявшие заблуждения, были злобны и коварны. И ещё мы видим, что люди, искавшие истину, были простодушны и доверчивы, а люди, охранявшие заблуждения, были подозрительны, жестоки и злы. Эти люди всегда старались иметь понятное объяснение своим взглядам, привычкам и образу жизни и не любили пересматривать свои взгляды. Они хотели иметь не журавля в небе, а синицу в руках.
И чтобы сохранить спокойствие, они были готовы скорее назвать свою синичку страусом и жар-птицей, чем гоняться за журавлём в небе. И они уже так привыкли обманывать самих себя, что воспринимали этот самообман как истину, совершенно не заботясь о том, что в руках у них не истина, а обыкновенная синица. Больше всего на свете им хотелось верить в свою исключительность.
Они верили, что человека создал не кто иной, как бог, причём создал его не иначе, как по образу своему и подобию. На меньшее они не соглашались и страшно кичились этим сходством, наивно полагая, что бог — это пожилой человек выше среднего роста, с бородою. При этом они упускали существенное различие, которое сами придумали, — то, что бог, по их же представлениям, в резкое отличие от человека, бессмертен и не подвержен ни мирским болезням, ни несовершенству человеческих отношений. Они как-то упускали из виду, что богу вовсе не надо ни пахать, ни сеять, ни задумываться над тем, как прокормить семью, в отличие от большинства людей. Но одно сходство по бороде и росту ужасно радовало этих людей, и они не обращали внимания на вопиющее несходство во всём остальном.
Они верили в превосходство своей расы над другими расами, своей религии над другими религиями, своего образа жизни над другими.
А когда один упрямец сказал, что люди произошли от обезьяны, — возмущению их не было конца. Они возмущались, потому что считали неуместным, постыдным и противным иметь таких родичей.
