– За Рим! – ответили тысячи голосов.
Смыкались плечи, строились ряды. Под тяжелым небом, среди посеребренных трав, у поваленного, с вырванными корнями могучего дерева седовласый норманн со шрамом, перерезавшим лицо, раздавал оружие. Презрительной усмешкой он встретил Вадима.
– Чего ты хочешь, что дать тебе, отродье бессильного века? Погремушку?
– Я не выбирал свой век, – ответил Вадим. – А если твоя скаредность не даст мне оружия, я найду в себе силы задушить врага голыми руками.
С сомнением хмыкнув, норманн вывалил к его ногам связку коротких и длинных мечей.
– Так чем же ты желаешь биться? Этим?
Подняв и сжав в руке тонкий острый скрамасакс, Вадим, неловко взмахнув им, мгновенье подержал его на весу.
– Ты прав, – сказал он, – столь искусное и изысканное оружие не для моих неумелых рук.
Тяжело, преисполняясь решимости, он взглянул за спину норманну, туда, где темной грудой были свалены оружие и доспехи.
– Дай мне топор.
Одобрительно кивнув, почти без насмешки бросив взгляд на него, норманн подал ему топор.
– Не опозорь его неловким ударом, – сказал он. – Его имя – Брат Волка.
Неожиданный, на мгновенье налетевший нездешний ветер обжег щеки Вадиму.
– Благодарю, – сказал он.
Взяв широкий, на грубом древке, неожиданно легкий топор, быстрым шагом он пошел через поле туда, где строились ряды.
Теснее сомкнулись тучи, серые тени пали на травы.
Светлые валькирии, в развевающихся одеждах, с перепачканными землей ногами, шли через поле. Могучий воин в смущении обернулся к ним.
– Что вы делаете здесь? Где ваши крылатые кони? Ведь ваше место там – на небе.
Кратким и твердым был обращенный к облакам взор девы.
– Это небо низко для нас. И это не небо. Мы пойдем по земле.
Плечо к плечу, щит к щиту сцеплялись ряды.
Потемнела даль за рекой Коцит. Страшное, победоносное, нечеловеческое воинство, в единый миг выйдя из мрака, огромной загонной массой, всеохватным черным серпом понеслось вперед. Страшные, безумные, полузвери-полулюди, перепрыгивая друг через друга, дикими сростками металла и плоти, страшными взмахами врощенных в белковые тела железных конечностей, мчались к реке.
Вздрогнув сердцем, оглянувшись, увидев стоявшего рядом Иисуса, в тревоге Вадим торопливо подошел к нему.
– Они развеют нас. Ты – Бог-сын, почему ты не сотворишь чуда?
Прост и ясен был взгляд Христа.
– Чудо – самое поверхностное из доказательств. Если встал в этот строй – доказывай сам.
Рим – в моем сердце, подумал Вадим, – а в грядущей нежити мне не жить. Встав в ряды второй фаланги, стеснившейся у подножья холма вслед за первой, очистившимся взором встретил он приближение полчищ.
