— Афанасьева — не шарлатанка, — мягко возразил Базаров. — У нее и правда редкий дар, в том числе и поисковика. Мы ее даже привлекали пару раз к расследованиям. Оформляли, как консультанта. Помнишь, прошлогоднее убийство двух семей в районе? У Новотроицкого, где бабы своим мужикам могилы рыли, а потом их рядышком же и положили? Мы тогда долго упырей этих искали, ведь никаких следов не осталось. А Афанасьева могилы нашла, и на убийц указала. Так что я бы на твоем месте к ней отнесся посерьезнее. Вера… как бы тебе помягче сказать… Очень много чего видит…
— Не заметно что-то, — фыркнул я. — Иначе бы в зеркало чаще гляделась.
Базаров молчал и без интереса разглядывал портрет президента, который так давно висел на стене, что выцвел и стал походить на копию самого себя. Я ждал, пока полковник нехотя не пояснил:
— Да, она немного не от мира сего, и одевается, как Леди Гага, но ей, видите ли, так положено. И потом, какая разница, как одет человек, если он делает свое дело хорошо?
Для здравомыслящего Базарова это была странная философия. Я не замечал у него прежде тяги к сверхъестественному, и потому просто не верил своим ушам.
— Толь, ты вроде взрослый мужик, — скривился я. — Неужели ты на это введешься? Какая она шаманка? По ней дурка вон плачет. Ей бы в санаторий на воды в Форж, как Атосу, нервишки подлечить.
— Не веришь? — усмехнулся Базаров.
— Не верю.
— Но бухать-то тебе больше не хочется?
Я промолчал. Сама мысль об алкоголе и правда была противна. И в этом заключалась беда, поскольку на трезвую голову особенно четко представлялся табельный ПМ, прижатый к виску. Но мысли о самоубийстве были не самыми страшными. Я вдруг припомнил: да, было такое, ходили в отделе слухи о тайном осведомителе Базарова, связанном с оккультизмом, но эти слухи почему-то не высмеивали, а после раскрытия убийства сразу двух семей все детали дела окутались мрачной тайной, которую работавшие над делом следователи и опера не спешили открывать.
После разговора с Базаровым я впервые поехал к Вере. Она жила в цыганском краю, в маленьком покосившемся домике, врастающем в землю, как боровик. На заросшем травой огороде не было ни одной грядки, только в разваливающейся теплице умирали несколько кустиков чахлых помидор. Видимо, Вера не была огородницей. Меня она встретила без всякого удивления, а я, признаться, даже не нашел в себе сил поздороваться.
— Что-то не растет у тебя ничего, хозяйка, — холодно сказал я, махнув рукой на заросший огород. — Неурожайный год что ли?
