Преступление было обнаружено очень быстро (дверь квартиры жертв осталась приоткрытой, и кто-то позвонил в милицию буквально через несколько минут после случившегося), и сыщикам не пришлось долго искать убийцу.
Старушки, «дежурившие» на скамейке у подъезда, обратили внимание на молодого человека, который был обильно испачкан кровью, но не сумел объяснить, где это он так сильно поранился.
В пользу этой версии свидетельствовали и отпечатки пальцев, оставленные Виктором в квартире соседей, и закопанный в парке сверток, который без труда был найден с помощью служебной собаки, и, наконец, признание самого преступника.
Кулицкий, не запираясь, тотчас сознался в убийстве соседей и очень правдоподобно воспроизвел свои преступные действия в ходе неоднократных следственных экспериментов.
Мотив своего преступления он объяснял так: позарился на деньги, которых у соседей всегда было много. Однако для чего ему потребовалось обогащение таким способом — не захотел сказать даже на суде.
Дальше было всё то, что обычно делается в подобных случаях. Судебно-психиатрическая экспертиза, признавшая парня абсолютно нормальным, вменяемым и дееспособным. Громкие заголовки в местной прессе и статьи на тему, куда катится нынешняя молодежь, если даже отпрыски из благополучных семей становятся на преступную стезю. Судебный процесс, с пикетчиками у здания суда, требующими высшей меры наказания для нелюдя…
И вполне предсказуемый приговор — пожизненное заключение в КоТе.
Судя по газетным сообщениям, которые прилагались к делу, на суде бывший студент держался абсолютно спокойно и даже злорадно усмехался, когда оглашали обвинительный приговор, чем еще больше снискал ненависть общественности.
И вообще, он настолько утратил человеческий облик, что даже отказался от свиданий с родными и близкими, которые хоть и были потрясены случившемся, но до конца не верили в то, что их Виктор стал кровавым убийцей, и все еще любили его.
В своем последнем слове подсудимый чистосердечно признался, что испытывает необъяснимую склонность убивать людей и намерен реализовать ее, как только у него появится такая возможность…
Я мысленно обсасывал, как карамель на палочке, все обстоятельства этого дела, и у меня возникло стойкое впечатление, что во всем этом что-то было неправильно. Мое подсознание острой занозой колола какая-то несуразность, которая не бросилась в глаза ни следователям, ни судьям, ни журналистам. Однако что именно это было — я так и не смог уяснить и на время оставил «занозу» в покое.
