Наконец тишину нарушил Целер, бросивший с нервным смешком:
— Если лучшее, что может сделать этот мальчишка, чтобы оправдать своего дядю, — это предъявить мне столь дикие обвинения... полагаю, мы просто проигнорируем его.
Ему не хватало сил нанести ответный удар, с облегчением понял Пётр, видя, что его авантюра удалась. Целер не смел ответить — потому что думал, будто у Петра есть доказательства столь сокрушительной информации. То, что этих доказательств не существовало, никакой роли не играло, Целер не мог рисковать. Его неспособность оспорить слова Петра ясно доказывала, что ему было что скрывать.
Атмосфера в зале неуловимо изменилась. Редкие хлопки, возгласы одобрения — всё это постепенно превратилось в овацию. Пётр понял, что выиграл этот поединок. Его речь была несовершенна, он даже ни разу не упомянул о том, что Родерик должен стать императором, да и на обвинение Целера в некомпетентности дяди он толком не ответил (задним числом он знал: на это можно было бы возразить, что он, Пётр, мог бы управлять администрацией, пока дядя знакомится с делами). Однако всё это сейчас казалось несущественным.
Когда аплодисменты постепенно стихли, стало слышно, как с улицы доносятся вопли толпы: «Родерик Август! Родерик Август!» Мефодий едва успел дать знак открыть двери — и торжествующие экскубиторы внесли в зал Сената на своих щитах генерала Родерика, которого дружно приветствовали все сенаторы.
Экскубиторы встали стеной вокруг своего командира, а когда разомкнули строй, стало видно, что он одет в пурпурную мантию, — зрелище было впечатляющим, учитывая рост Родерика, его широкие плечи и гриву седых волос. Вперёд величаво выступил патриарх. Он возложил на голову Родерика императорскую диадему и провозгласил:
— Вот новый Август, и имя ему — Юстин, что значит «наиболее подходящий». Это достойное имя для того, кто верой и правдой служил Империи.
Счастливый и немного растерянный, новоявленный император поднял руку, чтобы остановить аплодисменты, которыми сенаторы встретили слова патриарха. Хриплым от волнения голосом он провозгласил:
— Благородные сенаторы Нового Рима! Имя, данное мне при рождении, означает «хороший ответ». Я всегда старался жить так, чтобы не запятнать его, однако сейчас я с радостью меняю его на то, которое даровали мне вы, оказав великую честь — такую же, какую оказали мне солдаты и народ — назвав «наиболее подходящим» для того, чтобы носить императорский пурпур. Я клянусь, что буду делать всё от меня зависящее, чтобы оправдать ваше доверие, и способствовать процветанию Империи.
