Осада Монтобана | страница 11
— Выслушайте ещё, — продолжал он, — выслушайте отца семейства! Это правда, у меня четверо детей... Ну пусть сатана потребует от меня моей дочери Камиллы, рождение которой стоило жизни её матери, пусть он потребует её от меня взамен вашей улыбки... и я отдам ему мою дочь!.. Или ему нужен Робер, мой старший сын, которым я горжусь и мужественная юность которого скоро превратит его в настоящего мужчину? Пусть демон похитит моего Робера и научит меня волшебству, способному очаровать вас на один час! Дети мои!.. Вы меня упрекаете, что я ненавижу вашу Валентину, это правда, я ненавижу её почти столько же, сколько ненавижу её отца... Однако, если бы её жизнь находилась в опасности и вы у меня попросили, устремив на меня потеплевший взгляд, умолить смерть, чтобы она вместо Валентины взяла моих сыновей Анри и Урбена... я согласился бы и на это!
Он хрипел, на губах его была пена, он сходил с ума от адской любви. Когда, задыхаясь, он должен был замолчать, чтобы перевести дух, дверь гостиной отворилась и затворилась с шумом.
III
«Это ветер», — подумал он.
Госпожа де Нанкрей, стоявшая лицом к двери, вдруг сделалась спокойна. Мысль, что кто-нибудь мог застать его во время столь необузданного порыва страсти, заставила графа сделаться умереннее.
«Я ошибаюсь, — подумал он, — я пугаю эту горлицу моими орлиными криками. Часто сострадание составляет слабую сторону, Лукреций».
Он склонил голову и упал на одно колено.
— Простите! — пролепетал он прерывающимся голосом. — Простите за моё признание! Непреодолимая сила вырвала его из моей отчаянной души... Ваша добродетель так высока, что моя любовь, взволнованная внезапной бурей, могла... О, теперь я чувствую, что должен был показаться вам гнусен... Я был безумен! Вы так добры, так сострадательны, неужели вы не простите несчастного, преступление которого состоит в том, что он поддался только раз беспрерывной муке, раздирающей его сердце!
— Встаньте, ради бога! — с волнением сказала Сабина, потому что её искренность и доброта всегда были готовы верить выражению страдания и раскаяния. — Удалитесь, граф, и никогда не возвращайтесь в этот дом... а я забуду ваше оскорбление и скрою ваш поступок от моего мужа.
— Расстаться с вами! Не видеть вас более! — вскричал Филипп. — И это ваше милосердие!.. Разве расстояние помешает этому пламени, которое вы зажгли, гореть в моей крови! Не прогоняйте меня, не убивайте меня.